Page 118 - Три товарища

Он захихикал. Предложив ему коктейль «прэри ойстер», я заставил его замолчать. Но
его слова запомнились. Я злился, что влип в эту историю. Злился, что она задевает меня.
И еще я злился оттого, что не могу грохнуть кулаком но столу; во мне закипала какая-то
холодная страсть к разрушению. Но она не была обращена против других, я был
недоволен собой.

Лысоголовый залепетал что-то совсем бессвязное и исчез. Вдруг я ощутил
прикосновение упругой груди к моему плечу. Это была одна из женщин, которых привел
Бройер. Она уселась рядом со мной. Взгляд раскосых серо-зеленых глаз медленно
скользил по мне. После такого взгляда говорить уже, собственно, нечего, — надо
действовать.

— Замечательно уметь так пить, — сказала она немного погодя.
Я молчал. Она протянула руку к моему бокалу. Сухая и жилистая рука с
поблескивающими украшениями напоминала ящерицу. Она двигалась очень медленно,
словно ползла. Я понимал, в чем дело. «С тобой я справлюсь быстро, — подумал я. — Ты
недооцениваешь меня, потому что видишь, как я злюсь. Но ты ошибаешься. С
женщинами я справляюсь, а вот с любовью — не могу. Безнадежность — вот что
нагоняет на меня тоску».

Женщина заговорила. У нее был надломленный, как бы стеклянный, голос. Я заметил,
что Пат смотрит в нашу сторону. Мне это было безразлично, но мне была безразлична и
женщина, сидевшая рядом. Я словно провалился в бездонный колодец. Это не имело
никакого отношения к Бройеру и ко всем этим людям, не имело отношения даже к Пат.
То была мрачная тайна жизни, которая будит в нас желания, но не может их
удовлетворить. Любовь зарождается в человеке, но никогда не кончается в нем. И даже
если есть все: и человек, и любовь, и счастье, и жизнь, — то по какому-то страшному
закону этого всегда мало, и чем большим все это кажется, тем меньше оно на самом
деле. Я украдкой глядел на Пат. Она шла в своем серебряном платье, юная и красивая,
пламенная, как сама жизнь, я любил ее, и когда я говорил ей: «Приди», — она
приходила, ничто не разделяло нас, мы могли быть так близки друг другу, как это
вообще возможно между людьми, — и вместе о тем порою все загадочно затенялось и
становилось мучительным, я не мог вырвать ее из круга вещей, из круга бытия, который
был вне нас и внутри нас и навязывал нам свои законы, свое дыхание и свою бренность,
сомнительный блеск настоящего, непрерывно проваливающегося в небытие, зыбкую
иллюзию чувства… Обладание само по себе уже утрата. Никогда ничего нельзя
удержать, никогда! Никогда нельзя разомкнуть лязгающую цепь времени, никогда
беспокойство не превращалось в покой, поиски — в тишину, никогда не прекращалось
падение. Я не мог отделить ее даже от случайных вещей, от того, что было до нашего
знакомства, от тысячи мыслей, воспоминаний, от всего, что формировало ее до моего
появления, и даже от этих людей…

Рядом со мной сидела женщина с надломленным голосом и что-то говорила. Ей нужен
был партнер на одну ночь, какой-то кусочек чужой жизни. Это подстегнуло бы ее,
помогло бы забыться, забыть мучительно ясную правду о том, что никогда ничто не
остается, ни «я», ни «ты», и уж меньше всего «мы». Не искала ли она в сущности того
же, что и я? Спутника, чтобы забыть одиночество жизни, товарища, чтобы как-то
преодолеть бессмысленность бытия?
— Пойдемте к столу, — сказал я. — То, что вы хотите… и то, чего хочу я… безнадежно.
Она взглянула на меня и вдруг, запрокинув голову, расхохоталась.

Мы были еще в нескольких ресторанах. Бройер был возбужден, говорлив и полон
надежд. Пат притихла. Она ни о чем не спрашивала меня, не делала мне упреков, не
пыталась ничего выяснять, она просто присутствовала. Иногда она танцевала, и тогда
казалось, что она скользит сквозь рой марионеток и карикатурных фигур, как тихий,
красивый, стройный кораблик; иногда она мне улыбалась.

В сонливом чаду ночных заведений стены и лица делались серо-желтыми, словно по ним
прошлась грязная ладонь. Казалось, что музыка доносится из-под стеклянного
катафалка. Лысоголовый пил кофе. Женщина с руками, похожими на ящериц,
неподвижно смотрела в одну точку. Бройер купил розы у какой-то измученной от
усталости цветочницы и отдал их Пат и двум другим женщинам. В полураскрытых