Page 205 - Три товарища

суетиться без толку и терять голову. А потом подумаем. Вам надо постараться
успокоиться, и тогда вы примете лучшее решение.

Он послушно выпил кофе. Его рука дрожала, и он не мог есть.
— Что же делать? — опять спросил он.

— Ничего, — сказал я. — Ждать.
Он сделал неопределенное движение.

— А что бы вы хотели сделать? — спросил я.
— Не знаю. Не могу этого понять.

Я молчал. Было трудно сказать ему что-нибудь. Его можно было только успокоить,
остальное он должен был решить сам.

Мне думалось, что он больше не любит эту женщину; но он привык к ней, а для
бухгалтера привычка могла быть сильнее любви.

Через некоторое время он заговорил, сбивчиво и путанно; чувствовалось, что он
окончательно потерял всякую опору. Потом он стал осыпать себя упреками. Он не
сказал ни слова против своей жены и только пытался внушить себе, что сам виноват во
всем.
— Хассе, — сказал я, — все, что вы говорите, — чушь. В этих делах никогда не бывает
виновных. Жена ушла от вас, а не вы от нее. Вам не в чем упрекать себя.
— Нет, я виноват, — ответил он и посмотрел на свои руки, — Я ничего не добился в
жизни!
— Чего вы не добились?

— Ничего. А раз не добился, значит виноват.
Я удивленно посмотрел на маленькую жалкую фигурку в красном плюшевом кресле.

— Господин Хассе, — сказал я спокойно, — это может быть в крайнем случае причиной,
но не виной. Кроме того, вы все-таки кое-чего добились.

Он резко покачал головой.
— Нет, нет, это я довел ее до безумия своей вечной боязнью увольнения. Ничего я не
добился! Что я мог ей предложить? Ничего…

Он впал в тупое раздумье. Я поднялся и достал коньяк.
— Выпьем немного, — сказал я, — Ведь еще ничто не потеряно.

Он поднял голову.

— Еще ничто не потеряно, — повторил я. — Человека теряешь, только когда он умирает.
Он торопливо кивнул, взял рюмку, но поставил ее обратно, не отпив ни глотка.
— Вчера меня назначили начальником канцелярии, — тихо сказал он. — Теперь я
главный бухгалтер и начальник канцелярии. Управляющий сказал мне об этом вечером.
Я получил повышение, потому что в последние месяцы постоянно работал сверхурочно.
Они слили две канцелярии в одну. Другого начальника уволили. Мое жалованье
повышено на пятьдесят марок. — Вдруг он с отчаянием взглянул на меня. — А как вы
думаете, она бы осталась, если бы знала об этом?

— Нет, — сказал я.
— На пятьдесят марок больше. Я бы отдавал их ей. Она могла бы каждый месяц покупать
себе что-нибудь новое. И ведь на книжке у меня лежит тысяча двести марок! Зачем же я