Page 207 - Три товарища

Он проговорил что-то неопределенное. Я еще раз сказал ему, чтобы он ложился спать, —
может быть, ничего особенного не произошло и вечером его жена еще вернется. Он
кивнул и протянул мне руку.
— Вечером загляну к вам еще раз, — сказал я и с чувством облегчения ушел.

Перед Пат лежала газета.
— Робби, можно пойти сегодня утром в музей, — предложила она.

— В музей? — спросил я.
— Да. На выставку персидских ковров. Ты, наверно, не часто бывал в музеях?

— Никогда! — ответил я. — Да и что мне там делать?
— Вот тут ты прав, — сказала она, смеясь.

— Пойдем. Ничего страшного в этом нет. — Я встал. — В дождливую погоду не грех
сделать что-нибудь для своего образования.

Мы оделись и вышли. Воздух на улице был великолепен. Пахло лесом и сыростью. Когда
мы проходили мимо «Интернационаля», я увидел сквозь открытую дверь Розу, сидевшую
у стойки. По случаю воскресенья она пила шоколад. На столике лежал небольшой пакет.
Видимо, она собиралась после завтрака, как обычно, навестить свою девочку. Я давно не
заходил в «Интернациональ», и мне было странно видеть Розу, невозмутимую, как
всегда. В моей жизни так много переменилось, что мне казалось, будто везде все должно
было стать иным.
Мы пришли в музей. Я думал, что там будет совсем безлюдно, но, к своему удивлению,
увидел очень много посетителей. Я спросил у сторожа, в чем дело.
— Ни в чем, — ответил он, — так бывает всегда в дни, когда вход бесплатный.

— Вот видишь, — сказала Пат. — Есть еще масса людей, которым это интересно.
Сторож сдвинул фуражку на затылок.

— Ну, это, положим, не так, сударыня. Здесь почти все безработные. Они приходят не
ради искусства, а потому, что им нечего делать. А тут можно хотя бы посмотреть на что-
нибудь.
— Вот такое объяснение мне более понятно, — сказал я.

— Это еще ничего, — добавил сторож. — Вот зайдите как-нибудь зимой! Битком набито.
Потому что здесь топят.

Мы вошли в тихий, несколько отдаленный от других зал, где были развешаны ковры. За
высокими окнами раскинулся сад с огромным платаном. Вся листва была желтой, и
поэтому неяркий свет в зале казался желтоватым. Экспонаты поражали роскошью. Здесь
были два ковра шестнадцатого века с изображениями зверей, несколько исфаханских
ковров, польские шелковые ковры цвета лососины с изумрудно-зеленой каймой. Время и
солнце умерили яркость красок, и ковры казались огромными сказочными пастелями.
Они сообщали залу особую гармонию, которую никогда не могли бы создать картины.
Жемчужно-серое небо, осенняя листва платана за окном — все это тоже походило на
старинный ковер и как бы входило в экспозицию.

Побродив здесь немного, мы пошли в другие залы музея. Народу прибавилось, и теперь
было совершенно ясно, что многие здесь случайно. С бледными лицами, в поношенных
костюмах, заложив руки за спину, они несмело проходили по залам, и их глаза видели не
картины эпохи Ренессанса и спокойно-величавые скульптуры античности, а нечто
совсем другое. Многие присаживались на диваны, обитые красным бархатом. Сидели
усталые, но по их позам было видно, что они готовы встать и уйти по первому знаку
служителя.

Они не совсем понимали, как это можно бесплатно отдыхать на мягких диванах. Они не