Page 23 - Три товарища
P. 23

— Я знаю один такой бар, — сказал я. — Правда, там очень тихо. Если это вас
                устраивает…

                — Иногда, пожалуй, устраивает.
                Я посмотрел ей в глаза, не сразу поняв, что она имеет в виду. Вообще я не против
                иронии — если, конечно, она не в мой адрес. Но теперь совесть моя была почему-то
                нечиста.
                — Тогда идемте.

                Я окликнул кельнера.

                — Три двойных коньяка! — заорал этот жалкий неудачник таким голосом, будто хотел
                докричаться до посетителя, уже лежавшего в гробу. — Три марки тридцать пфеннигов.

                Девушка обернулась ко мне.
                — Три коньяка за три минуты! Вот это темп!
                — Два были выпиты вчера.

                — Нет, каков врун! — прошипела мне вслед пышнотелая дама. Она слишком долго
                молчала, и наконец ее прорвало.

                Я повернулся к столику и поклонился.

                — Благословенного вам Рождества, милые дамы!
                Затем я быстро пошел.
                — Вы что, поссорились с ними? — спросила девушка уже на улице.

                — Да ничего особенного. Просто я обычно произвожу неважное впечатление на хорошо
                обеспеченных домохозяек.

                — И я тоже, — ответила она.
                Я посмотрел на нее. Какое-то существо из другого мира. Я начисто не мог себе
                представить, какова она и как живет.
                В баре я почувствовал себя более уверенным. Когда мы вошли, бармен Фред стоял за
                стойкой и надраивал до блеска конусовидные коньячные рюмки. Он поклонился мне так,
                будто увидел меня впервые в жизни и словно не он, а кто-то другой всего лишь
                позавчера с трудом дотащил меня до дому. За плечами этого отлично вышколенного
                человека был огромный жизненный опыт.
                В зале было пусто. Лишь за одним столиком, как почти всегда, сидел Валентин Гаузер.
                Мы познакомились на фронте — служили в одной роте. Однажды, преодолев полосу
                заградительного огня, он принес мне на передний край письмо — думал, что оно от моей
                матери. Он знал, что я очень жду этого письма, — мать должна была лечь на операцию.
                Но он ошибся — это была всего лишь реклама подшлемников из какой-то особой ткани.
                На обратном пути его ранило в ногу.

                Вскоре после войны Валентин получил наследство и начал его методически пропивать.
                Он утверждал, что каждодневно обязан отмечать свое счастье: ведь вышел живым из
                мясорубки войны. При этом его ничуть не занимало, что война кончилась несколько лет
                назад. Он часто повторял, что такое везенье сколько не отмечай — все будет мало. Он
                был одним из тех, кто запомнил войну в мельчайших подробностях. Мы, его товарищи, о
                многом давно позабыли, он же помнил каждый день, каждый час.
                Я сразу заметил, что он уже порядком хлебнул. Всецело поглощенный собой, он с
                отсутствующим видом сидел в своем углу.

                Я приветственно поднял руку.
                — Салют, Валентин!
   18   19   20   21   22   23   24   25   26   27   28