Page 93 - Три товарища

когда люди сдают комнаты, они обычно ставят в них самую что ни на есть рухлядь и
никому не нужные подарки, полученные ко дню рождения.

Она бережно передвинула вазу с цветами к стене. Я видел тонкую изогнутую линию
затылка, прямые плечи, худенькие руки. Стоя на коленях, она казалась ребенком,
нуждающимся в защите. Но в ней было что-то от молодого гибкого животного, и когда
она выпрямилась и прижалась ко мне, это уже не был ребенок, в ее глазах и губах я
опять увидел вопрошающее ожидание и тайну, смущавшие меня. А ведь мне казалось,
что в этом грязном мире такое уже не встретить.
Я положил руку ей на плечо. Было так хорошо чувствовать ее рядом.

— Все это мои собственные вещи, Робби. Раньше квартира принадлежала моей матери.
Когда она умерла, я ее отдала, а себе оставила две комнаты.
— Значит, это твоя квартира? — спросил я с облегчением. — А подполковник Эгберт фон
Гаке живет у тебя только на правах съемщика?
Она покачала головой.

— Больше уже не моя. Я не могла ее сохранить. От квартиры пришлось отказаться, а
лишнюю мебель я продала. Теперь я здесь квартирантка. Но что это тебе дался старый
Эгберт?
— Да ничего. У меня просто страх перед полицейскими и старшими офицерами. Это еще
со времен моей военной службы.
Она засмеялась.

— Мой отец тоже был майором.
— Майор это еще куда ни шло.

— А ты знаешь старика Гаке? — спросила она.
Меня вдруг охватило недоброе предчувствие.

— Маленький, подтянутый, с красным лицом, седыми, подкрученными усами и громовым
голосом? Он часто гуляет в городском парке?

Она, смеясь, перевела взгляд с букета сирени на меня.
— Нет, он большого роста, бледный, в роговых очках!

— Тогда я его не знаю.
— Хочешь с ним познакомиться? Он очень мил.

— Боже упаси! Пока что мое место в авторемонтной мастерской и в пансионе фрау
Залевски.
В дверь постучали. Горничная вкатила низкий столик на колесиках. Тонкий белый
фарфор, серебряное блюдо с пирожными, еще одно блюдо с неправдоподобно
маленькими сандвичами, салфетки, сигареты и Бог знает еще что, я смотрел на все,
совершенно ошеломленный.
— Сжалься, Пат! — сказал я наконец. — Ведь это как в кино. Уже на лестнице я заметил,
что мы стоим на различных общественных ступенях. Подумай, я привык сидеть у
подоконника фрау Залевски, около своей верной спиртовки, и есть на засаленной бумаге.
Не осуждай обитателя жалкого пансиона, если в своем смятении он, может быть,
опрокинет чашку!
Она рассмеялась.

— Нет, опрокидывать чашки нельзя. Честь автомобилиста не позволит тебе это сделать.
Ты должен быть ловким. — Она взяла чайник. — Ты хочешь чаю или кофе?