Page 19 - Мы

19

как бы не написать о ней чего-нибудь плохого. Хотя, в сущности, это – очень почтенная
пожилая женщина. Единственное, что мне в ней не нравится, – это то, что щеки у ней
несколько обвисли – как рыбьи жабры (казалось бы: что тут такого?).
Она скрипнула пером, я увидел себя на странице: «Д-503» – и – рядом клякса.
Только что я хотел обратить на это ее внимание, как вдруг она подняла голову –
и капнула в меня чернильной этакой улыбочкой:
– А вот письмо. Да. Получите, дорогой, – да, да, получите.
Я знал: прочтенное ею письмо – должно еще пройти через Бюро Хранителей (думаю,
излишне объяснять этот естественный порядок) и не позже 12 будет у меня. Но я был
смущен этой самой улыбочкой, чернильная капля замутила мой прозрачный раствор.
Настолько, что позже на постройке «Интеграла» я никак не мог сосредоточиться – и даже
однажды ошибся в вычислениях, чего со мной никогда не бывало.
В 12 часов – опять розовато-коричневые рыбьи жабры, улыбочка – и наконец письмо
у меня в руках. Не знаю почему, я не прочел его здесь же, а сунул в карман – и скорее к себе
в комнату. Развернул, пробежал глазами и – сел… Это было официальное извещение,
что на меня записался нумер I-330 и что сегодня в 21 я должен явиться к ней – внизу адрес…
Нет: после всего, что было, после того как я настолько недвусмысленно показал свое
отношение к ней. Вдобавок ведь она даже не знала: был ли я в Бюро Хранителей, – ведь ей
неоткуда было узнать, что я был болен, – ну, вообще не мог… И несмотря на все –
В голове у меня крутилось, гудело динамо. Будда – желтое – ландыши – розовый
полумесяц… Да, и вот это – и вот это еще: сегодня хотела ко мне зайти О. Показать ей это
извещение – относительно I-330? Я не знаю: она не поверит (да и как, в самом деле,
поверить?), что я здесь ни при чем, что я совершенно… И знаю: будет трудный, нелепый,
абсолютно нелогичный разговор… Нет, только не это. Пусть все решится механически:
просто пошлю ей копию с извещения.
Я торопливо засовывал извещение в карман – и увидел эту свою ужасную, обезьянью
руку. Вспомнилось, как она, I, тогда на прогулке взяла мою руку, смотрела на нее. Неужели
она действительно…
И вот без четверти 21. Белая ночь. Все зеленовато-стеклянное. Но это какое-то другое,
хрупкое стекло – не наше, не настоящее, это – тонкая стеклянная скорлупа, а под скорлупой
крутится, несется, гудит… И я не удивлюсь, если сейчас круглыми медленными дымами
подымутся вверх купола аудиториумов, и пожилая луна улыбнется чернильно – как та,
за столиком нынче утром, и во всех домах сразу опустятся все шторы, и за шторами –
Странное ощущение: я чувствовал ребра – это какие-то железные прутья и мешают –
положительно мешают сердцу, тесно, не хватает места. Я стоял у стеклянной двери
с золотыми цифрами: I-330. I, спиною ко мне, над столом, что-то писала. Я вошел…
– Вот… – протянул я ей розовый билет. – Я получил сегодня извещение и явился.
– Как вы аккуратны! Минутку – можно? Присядьте, я только кончу.
Опять опустила глаза в письмо – и что там у ней внутри за опущенными шторами?
Что она скажет – что сделает через секунду? Как это узнать, вычислить, когда вся она –
оттуда, из дикой, древней страны снов.
Я молча смотрел на нее. Ребра – железные прутья, тесно… Когда она говорит – лицо
у ней как быстрое, сверкающее колесо: не разглядеть отдельных спиц. Но сейчас колесо –
неподвижно. И я увидел странное сочетание: высоко вздернутые у висков темные брови –
насмешливый острый треугольник, обращенный вершиною вверх – две глубокие морщинки,
от носа к углам рта. И эти два треугольника как-то противоречили один другому, клали
на все лицо этот неприятный, раздражающий X – как крест: перечеркнутое крестом лицо.
Колесо завертелось, спицы слились…
– А ведь вы не были в Бюро Хранителей?
– Я был… Я не мог: я был болен.
– Да. Ну, я так и думала: что-нибудь вам должно было помешать – все равно что
(острые зубы, улыбка). Но зато теперь вы – в моих руках. Вы помните: «Всякий нумер,