Page 24 - Архипелаг ГУЛаг

не в большевики, уже судьбы своей не избежал, он был обречён (если не успевал, как
Майский или Вышинский, по доскам крушения перебежать в коммунисты). Он мог быть
арестован не в первую очередь, он мог дожить (по степени своей опасности) до 1922, до
32–го или даже до 37–го года, но списки хранились, очередь шла, очередь доходила, его
арестовывали или только любезно приглашали и задавали единственный вопрос: состоял ли
он… от… до… ? (Бывали вопросы и о его враждебной деятельности, но первый вопрос
решал всё, как это ясно нам теперь через десятилетия.) Дальше разная могла быть судьба.
Иные попадали сразу в один из знаменитых царских централов (счастливым образом
централы все хорошо сохранились, и некоторые социалисты попадали даже в те самые
камеры и к тем же надзирателям, которых знали уже). Иным предлагали проехать в
ссылку—о, ненадолго, годика на два–на три. А то ещё мягче: только получить минус
(столько–то городов), выбрать самому себе местожительство, но уж дальше, будьте ласковы,
жить в этом месте прикреплённо и ждать воли ГПУ.
Операция эта растянулась на многие годы, потому что главным условием её была
тишина и незамечаемость. Важно было неукоснительно очищать Москву, Петроград, порты,
промышленные центры, а потом просто уезды от всех иных видов социалистов. Это был
грандиозный беззвучный пасьянс, правила которого были совершенно непонятны
современникам, очертания которого мы можем оценить только теперь. Чей–то дальновидный
ум это спланировал, чьи–то аккуратные руки, не пропуская ни мига, подхватывали карточку,
отбывшую три года в одной кучке, и мягко перекладывали её в другую кучку. Тот, кто
посидел в централе, — переводился в ссылку (и куда–нибудь подальше), кто отбыл
«минус» — в ссылку же (но за пределами видимости от «минуса»), из ссылки — в ссылку,
потом снова в централ (уже другой); терпение и терпение господствовало у раскладывающих
пасьянс. И без шума, без вопля постепенно затеривались инопартий–ные, роняли всякие
связи с местами и людьми, где прежде знали их и их революционную деятельность, — и так
незаметно и неуклонно подготовлялось уничтожение тех, кто когда–то бушевал на
студенческих митингах, кто гордо позванивал царскими кандалами. (Короленко писал
Горькому 29.6.1921: «История когда–нибудь отметит, что с искренними революционерами и
социалистами большевистская революция расправлялась теми же средствами, как и царский
режим». О, если бы только так! — они бы все выжили.)
В этой операции Большой Пасьянс было уничтожено большинство старых
политкаторжан, ибо именно эсеры и анархисты, а не социал–демократы получали от царских
судов самые суровые приговоры, именно они и составляли население старой каторги.
Очерёдность уничтожения была, однако, справедлива: в 20–е годы им предлагалось
подписать письменные отречения от своих партий и партийной идеологии. Некоторые
отказывались — и так естественно попадали в первую очередь уничтожения, другие давали
такие отречения — и тем прибавляли себе несколько лет жизни. Но неумолимо натекала и их
очередь, и неумолимо сваливалась с плеч и их голова.
Иногда прочтёшь в газете статейку и дивишься ей до головотрясе–ния. «Известия»
24.5.1959: через год после прихода Гитлера к власти Максимилиан Хауке арестован за
принадлежность к… не к какой–нибудь партии, а к коммунистической. Его уничтожили?
Нет, осудили на два года. После этого, конечно, новый срок? Нет, выпустили на волю. Вот и
понимай как знаешь! Он тихо жил потом, создавал подполье, в связи с чем и статья о его
бесстрашии.
Весной 1922 года Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и
спекуляцией, только что переназванная в ГПУ, решила вмешаться в церковные дела. Надо
было произвести ещё и «церковную революцию» — сменить руководство и поставить такое,
которое лишь одно ухо наставляло бы к небу, а другое к Лубянке. Такими обещали стать
живоцерковники, но без внешней помощи они не могли овладеть церковным аппаратом. Для
этого арестован был патриарх Тихон и проведены два громких процесса с расстрелами: в
Москве — распространителей патриаршего воззвания, в Петрограде—митрополита
Вениамина, мешавшего переходу церковной власти к живоцерковникам. В губерниях и