Page 20 - Архипелаг ГУЛаг

усматривая и подсказывая основные направления кары, Владимир Ильич предлагал
нахождение лучших мер очистки сделать объектом соревнования «коммун и общин».
Кто попадал под это широкое определение насекомых, нам сейчас не исследовать в
полноте: слишком неединообразно было российское население и встречались средь него
обособленные, совсем ненужные, а теперь и забытые малые группы. Насекомыми были,
конечно, земцы. Насекомыми были кооператоры. Все домовладельцы. Немало насекомых
было среди гимназических преподавателей. Сплошь насекомые обседали церковные
приходские советы, насекомые пели в церковных хорах. Насекомыми были все священники,
а тем более —все монахи и монахини. Но и те толстовцы, которые, поступая на советскую
службу или, скажем, на железную дорогу, не давали обязательной письменной присяги
защищать советскую власть с оружием в руках, —также выявляли себя как насекомые (и мы
ещё увидим случаи суда над ними). К слову пришлись железные дороги — так вот очень
много насекомых скрывалось под железнодорожной формой, и их необходимо было
выдёргивать, а кого и шлёпать. А телеграфисты, те почему–то в массе своей были заядлые
насекомые, несочувственные к Советам. Не скажешь доброго и о ВИКЖЕЛе, и о других
профсоюзах, часто переполненных насекомыми, враждебными рабочему классу.
Даже те группы, что мы перечислили, вырастают уже в огромное число — на несколько
лет очистительной работы.
А сколько всяких окаянных интеллигентов, неприкаянных студентов, разных чудаков,
правдоискателей и юродивых, от которых ещё Пётр I тщился очистить Русь и которые всегда
мешают стройному строгому Режиму?
И невозможно было бы эту санитарную очистку произвести, да ещё в условиях войны,
если бы пользовались устарелыми процессуальными формами и юридическими нормами. Но
форму приняли совсем новую: внесудебную расправу, и неблагодарную эту работу
самоотверженно взвалила на себя ВЧК — Часовой Революции, единственный в человеческой
истории карательный орган, совместивший в одних руках: слежку, арест, следствие,
прокуратуру, суд и исполнение решения.
В 1918 году, чтобы ускорить также и культурную победу революции, начали
потрошить и вытряхивать мощи святых угодников и отбирать церковную утварь. В защиту
разоряемых церквей и монастырей вспыхивали народные волнения. Там и сям колоколили
набаты, и православные бежали, кто и с палками. Естественно, приходилось кого
расходовать на месте, а кого арестовывать.
Размышляя теперь над 1918–20 годами, затрудняемся мы: относить ли к тюремным
потокам всех тех, кого расшлёпали, не доведя до тюремной камеры? И в какую графу всех
тех, кого комбеды убирали за крылечком сельсовета или на дворовых задах? Успевали ли
стать хоть ногою на землю Архипелага участники заговоров, раскрывавшихся гроздьями,
каждая губерния свой (два рязанских, костромской, вышневолоцкий, велижский, несколько
киевских, несколько московских, саратовский, черниговский, астраханский, селигерский,
смоленский, бобруйский, тамбовский кавалерийский, чембарский, великолукский,
мстиславльский и другие) или не успевали и потому не относятся к предмету нашего
исследования? Минуя подавление знаменитых мятежей (Ярославский, Муромский,
Рыбинский, Арзамасский), мы некоторые события знаем только по одному названию —
например Колпинский расстрел в июне 1918 — что это? кого это?.. И куда записывать?
Немалая трудность и решить: сюда ли, в тюремные потоки, или в баланс Гражданской
войны отнести десятки тысяч заложников, этих ни в чём лично не обвинённых и даже
карандашом по фамилиям не переписанных мирных жителей, взятых на уничтожение во
страх и в месть военному врагу или восставшей массе? После 30.8.1918 НКВД дал указания
на места «немедленно арестовать всех правых эсеров, а из буржуазии и офицерства взять
9
значительное количество заложников» . (Ну, как если бы, например, после покушения

9 Вестник НКВД: Журн. ВЦИК. М., 1918, №21–22, с. 1