Page 35 - Архипелаг ГУЛаг
P. 35

Этот  «закон  от  седьмого–восьмого»  дал  ещё  отдельный  большой  поток  со  строек
               первой  и  второй  пятилетки,  с  транспорта,  из  торговли,  с  заводов.  Крупными  хищениями
               велено  было  заниматься  НКВД.  Этот  поток  следует  иметь  в  виду  дальше  как  постоянно
               текущий,  особенно  обильный  в  военные  годы —  и  так  пятнадцать  лет  (до  1947,  когда  он
               будет расширен и осуровлен).
                     Но  наконец–то  мы  можем  и  передохнуть!  Наконец–то  сейчас  и  прекратятся  все
               массовые  потоки! —  товарищ  Молотов  сказал  17 мая  1933:  «Мы  видим  нашу  задачу  не  в
               массовых репрессиях». Фу–у–уф, да и пора бы. Прочь ночные страхи! Но что за лай собак?
               Ату! Ату!
                     Во–ка!  Это  начался  Кировский  поток  из  Ленинграда,  где  напряжённость  признана
               настолько  великой,  что  штабы  НКВД  созданы  при  каждом  райисполкоме  города,  а
               судопроизводство введено «ускоренное» (оно и раньше не поражало медлительностью) и без
               права  обжалования  (оно  и  раньше  не  обжаловалось).  Считается,  что  четверть  Ленинграда
               была расчищена в 1934–35. Эту оценку пусть опровергнет тот, кто владеет точной цифрой и
               даст её. (Впрочем, поток этот был не только ленинградский, он достаточно отозвался по всей
               стране в форме привычной, хотя и бессвязной: в увольнении из аппарата всё ещё застрявших
               где–то там детей священников, бывших дворянок да имеющих родственников за границей.)
                     В  таких  захлёстывающих  потоках  всегда  терялись  скромные  неизменные  ручейки,
               которые не заявляли о себе громко, но лились и лились:
                     — то  шуцбундовцы,  проигравшие  классовые  бои  в  Вене  и  приехавшие  спасаться  в
               отечество мирового пролетариата;
                     — то эсперантисты (эту вредную публику Сталин выжигал в те же годы, что и Гитлер);
                     — то  недобитые  осколки  Вольного  Философского  Общества,  нелегальные
               философские кружки;
                     — то учителя, несогласные с передовым бригадно–лабораторным методом обучения (в
               1933  Наталья  Ивановна  Бугаенко  посажена  в  Ростовское  ГПУ,  но  на  третьем  месяце
               следствия  узналось  из  правительственного  постановления,  что  тот  метод —  порочен.  И  её
               освободили.);
                     — то  сотрудники  Политического  Красного  Креста,  который  стараниями  Екатерины
               Пешковой всё ещё отстаивал своё существование;
                     — то горцы Северного Кавказа за восстание (1935); национальности текут и текут. (На
               Волгоканале  национальные  газеты  выходят  на  четырёх  языках—  татарском,  тюркском,
               узбекском и казахском. Так есть кому их читать!);
                     — и опять — верующие, теперь не желающие идти на работу по воскресеньям (вводили
               пятидневку,  шестидневку);  колхозники,  саботирующие  в  церковные  праздники,  как
               привыкли в индивидуальную эру;
                     — и  всегда —  отказавшиеся  стать  осведомителями  НКВД.  (Тут  попадали  и
               священники,  хранившие  тайну  исповеди, —  Органы  быстро  сообразили,  как  им  полезно
               знать содержание исповедей, единственная польза от религии.);
                     — а сектантов берут всё шире;
                     — а Большой Пасьянс социалистов всё перекладывается.
                     И наконец, ещё ни разу не названный, но всё время текущий поток Десятого Пункта, он
               же  КРА  (Контрреволюционная  Агитация),  он  же  АСА  (Антисоветская  Агитация).  Поток
               Десятого Пункта—пожалуй самый устойчивый из всех — не пресекался вообще никогда, а
               во  времена  других  великих  потоков,  как  37–го,  45–го  или  49–го  годов,  набухал  особенно
               полноводно.
                     Уж  этот–то  безотказный  поток  подхватывал  кого  угодно  и  в  любую  назначенную
               минуту.  Но  для  видных  интеллигентов  в  30–е  годы  иногда  считали  более  изящным
               подстряпать  какую–нибудь  постыдную  статейку  (вроде  мужеложества;  или  будто  бы
               профессор  Плетнёв,  оставаясь  с  пациенткой  наедине,  кусал  ей  грудь.  Пишет  центральная
               газета — пойди опровергни!).
   30   31   32   33   34   35   36   37   38   39   40