Page 37 - Архипелаг ГУЛаг

Необъятную широту прочтения любой статьи ещё давала статья 16 УК — «по
аналогии». Когда прямо ни к одной статье поступок не подходил, судья мог
квалифицировать его «по аналогии».
Пункт Второй говорит о вооружённом восстании, захвате власти в центре и на местах
и, в частности, для того, чтобы насильственно отторгнуть какую–либо часть Союза
Республик. За это—вплоть до расстрела (как и в каждом следующем пункте.)
Расширительно (как нельзя было бы написать в статье, но как подсказывает
революционное правосознание): сюда относится всякая попытка осуществить право любой
республики на выход из Союза. Ведь «насильственно» — не сказано, по отношению к кому.
Даже если всё население республики захотело бы отделиться, а власти этого бы не хотели,
отделение уже будет насильственное. Итак, все эстонские, латышские, литовские,
украинские и туркестанские националисты легко получали по этому пункту свои десять и
двадцать пять.
Третий пункт — «способствование каким бы то ни было способом иностранному
государству, находящемуся с СССР в состоянии войны».
Этот пункт давал возможность осудить любого гражданина, бывшего под оккупацией,
прибил ли он каблук немецкому военнослужащему, продал ли пучок редиски; или
гражданку, повысившую боевой дух оккупанта тем, что танцевала с ним и провела ночь. Не
всякий был осуждён по этому пункту (из–за обилия оккупированных), но мог быть осуждён
всякий.
Четвёртый пункт говорил о (фантастической) помощи, оказываемой международной
буржуазии.
Казалось бы: кто может сюда относиться? Но, широко читая с помощью
революционной совести, легко нашли разряд: все эмигранты, покинувшие страну до 1920
года, то есть за несколько лет до написания самого этого Кодекса, и настигнутые нашими
войсками в Европе через четверть столетия (1944–45), получали 58–4: десять лет или
расстрел. Ибо что ж делали они за границей, как не способствовали мировой буржуазии? (На
примере музыкального общества мы уже видели, что способствовать можно было и изнутри
СССР.) Ей же способствовали все эсеры, все меньшевики (для них и статья задумана), а
потом инженеры Госплана и ВСНХ.
Пятый пункт: склонение иностранного государства к объявлению войны СССР.
Упущенный случай: распространить этот пункт на Сталина и его дипломатическое и
военное окружение в 1940–41 годах. Их слепота и безумие к тому и вели. Кто ж, как не они,
ввергли Россию в позорные невиданные поражения, несравнимые с поражениями царской
России в 1904 или в 1915 году? поражения, каких Россия не знала с XIII века?
Шестой пункт — шпионаж,
был прочтён настолько широко, что если бы подсчитать всех осуждённых по нему, то
можно было бы заключить, что ни земледелием, ни промышленностью, ни чем–либо другим
не поддерживал жизнь наш народ в сталинское время, а только иностранным шпионажем и
жил на деньги разведок. Шпионаж — это было нечто очень удобное по своей простоте,
понятное и неразвитому преступнику, и учёному юристу, и газетчику, и общественному
21
мнению .
Широта прочтения ещё была здесь в том, что осуждали не прямо за шпионаж, а за
ПШ — Подозрение в Шпионаже;
НШ — Недоказанный Шпионаж, и за него всю катушку! И даже за
СВПШ — Связи, Ведущие к Подозрению (!) в Шпионаже.

21 А пожалуй, шпиономания не была только узколобым пристрастием Сталина. Она сразу пришлась удобной
всем, вступающим в привилегии. Она стала естественным оправданием уже назревшей всеобщей секретности,
запрета информации, закрытых дверей, системы пропусков, огороженных дач и тайных распределителей. Через
броневую защиту шпиономании народ не мог проникнуть и посмотреть, как бюрократия сговаривается,
бездельничает, ошибается, как она ест и как развлекается.