Page 39 - Архипелаг ГУЛаг

— под «агитацией, содержащей призыв» могла пониматься дружеская (или даже
супружеская) беседа с глазу на глаз или частное письмо; а «призывом» мог быть личный
совет. (Мы заключаем «могла, мог быть» из того, что так оно и бывало)
— «подрывом и ослаблением» власти была всякая мысль, не совпадающая или не
поднимающаяся по накалу до мыслей сегодняшней газеты. Ведь ослабляет всё то, что не
усиляет! Ведь подрывает всё то, что не полностью совпадает!
И тот, кто сегодня поёт не с нами, — Тот
против
нас!
(Маяковский)
—под «изготовлением литературы» понималось всякое написание в единственном
экземпляре письма, записи, интимного дневника.
Расширенный так счастливо —какую мысль, задуманную, произнесенную или
записанную, не охватывал Десятый Пункт?
Пункт Одиннадцатый был особого рода: он не имел самостоятельного содержания, а
был отягощающим довеском к любому из предыдущих, если деяние готовилось
организационно или преступники вступали в организацию.
На самом деле пункт расширялся так, что никакой организации не требовалось. Это
изящное применение пункта я испытал на себе. Нас было двое, тайно обменивавшихся
мыслями, — то есть зачатки организации, то есть организация! (Впрочем, второй из нас
этого довеска не получил.)
Пункт Двенадцатый наиболее касался совести граждан: это был пункт о недонесении в
любом из перечисленных деяний. И за тяжкий грех недонесения наказание не
имело верхней границ ыИ
Этот пункт уже был столь всеохватным расширением, что дальнейшего расширения не
требовал. Знал и не сказал — всё равно что сделал сам!
Пункт Тринадцатый, по видимости давно исчерпанный, был: служба в царской
охранке. (Аналогичная более поздняя служба, напротив, считалась патриотической
доблестью.)
Есть психологические основания подозревать И. Сталина в подсудности также и по
этому пункту 58–й статьи. Далеко не все документы относительно этого рода службы
пережили февраль 1917 и стали широко известны. Поспешный поджог полицейских архивов
в первые дни Февральской революции похож на дружный порыв некоторых
заинтересованных революционеров. В самом деле, зачем бы в момент победы сжигать
архивы неприятеля, столь интересные?
Пункт Четырнадцатый карал «сознательное неисполнение определённых обязанностей
или умышленно небрежное их исполнение» — карал, разумеется, вплоть до расстрела.
Кратко это называлось «саботаж» или «экономическая контрреволюция»,
а отделить умышленное от неумышленного мог только следователь, опираясь на своё
революционное правосознание. Этот пункт применялся к крестьянам, не сдающим поставок.
Этот пункт применялся к колхозникам, не набравшим нужного числа трудодней. К
лагерникам, не вырабатывающим норму. И рикошетом стали после войны давать этот пункт
блатарям за побег из лагеря, то есть расширительно усматривая в побеге блатного не порыв к
сладкой воле, а подрыв системы лагерей.
Такова была последняя из костяшек веера 58–й статьи — веера, покрывшего собой всё
человеческое существование.
Сделав этот обзор великой Статьи, мы дальше уже будем меньше удивляться. Где
закон — там и преступление.

* * *

Булатная сталь 58–й статьи, опробованная в 1927, сразу после отковки, омоченная во