Page 605 - Архипелаг ГУЛаг

хищение на производстве) в колонию. Там были земляные работы, стройка, разгрузка барж.
Кормили плохо, лагпункт был новый, в нём не было не то что врача, но даже и медсестры.
Лощилин простыл, получил воспаление седалищного нерва, — всё равно гнали работать. Он
доходил, опухли ноги, был постоянный озноб, — всё равно гнали.
7 июля 1945 года разразилась знаменитая сталинская амнистия. Но освобождения по
ней Лощилин не дождался: 24 июля окончился его трёхмесячный срок — и вот тут его
выпустили.
«Всё равно, — говорит Лощилин, — в душе я большевик. Когда умру— считайте меня
коммунистом.» Не то шутит, не то нет.

* * *

Сейчас у меня нет материалов, чтобы эту главу окончить так, как хотелось бы, —
показать разительное пересечение судеб русских и законов Архипелага. И нет надежды, что
выдастся у меня неторопливое и безопасное время провести ещё одну редакцию этой книги и
тогда дописать здесь недостающие судьбы.
Я думаю, здесь очень уместно бы стал очерк жизни, тю–ремно–лагерных
преследований и гибели отца Павла Флоренского — может быть, одного из самых
замечательных людей, проглоченных Архипелагом навсегда. Сведущие люди говорят о нём,
что это был для XX века редкий учёный— профессионально владевший множеством
областей знаний. По образованию математик, он в юности испытал глубокое религиозное
потрясение, стал священником. Книга его молодости «Столп и Утверждение Истины» только
сейчас получает достойную оценку. У него много сочинений математических
(топологические теоремы, много спустя доказанные на Западе), искусствоведческих (о
русских иконах, о храмовом действе), философско–религиозных. (Архив его в основном
сохранён, ещё не опубликован, доступа к нему я не имел.) После революции он был
профессором энергетического института. В 1927 высказалидеи, предвосхитившие Винера. В
1932 в журнале «Социалистическая реконструкция и наука» напечатал статью о машинах для
решения задач, по духу близкую кибернетике. Вскоре затем арестован. Тюремный путь его
известен мне лишь несколькими точками, которые ставлю я неуверенно: сибирская ссылка (в
ссылке писал работы и публиковал под чужим именем в трудах Сибирской экспедиции
Академии Наук), Соловки (кажется, создал там бригаду по добыванию йода из водорослей),
после их ликвидации— Крайний Север и Колыма. И там занимался флорой и минералами
(это — сверх работы киркой). Не известно ни место, ни время его гибели в лагере. (Есть
слух, что он умер в 1938 на Колыме на прииске «Пятилетка». Есть и такой, что до Колымы
он не доплыл, потонул на одном из кораблей 394 .)
Непременно собирался я привести здесь и жизнь Валентина И.Комова из Ефремовского
уезда, с которым в 1950–52 годах сидел вместе в Экибастузе, но недостаточно я о нём
помню, надо бы поподробнее. В 1929 году 17–летним парнем он убил председателя своего
сельсовета, бежал. Просуществовать и скрываться после этого не мог иначе как вор.
Несколько раз садился в тюрьму, и всё как вор. В 1941 году освобождён. Немцы увезли его в
Германию, думаете — сотрудничал с ними? Нет, дважды бежал, за то попал в Бухенвальд.
Оттуда освобождён союзниками. Остался на Западе? Нет— под собственной фамилией
(«Родина простила. Родина зовёт!») вернулся в село, женился, работал в колхозе. В 1946
посажен по 58–й статье за дело 1929 года. Освободился в 1955. Если эту биографию
развернуть подробно, она многое объяснила бы нам в русских судьбах этих десятилетий. К
тому же Комов был типичным лагерным бригадиром — «сыном ГУЛАГа». (Даже в

394 Уточнилось за последние годы, что о. Павел Флоренский был вывезен с одним из соловецких этапов и
расстрелян 8 декабря 1937 по приговору Особой тройки (см. Ленинградский мартиролог, 1937–1938, т. 4, СПб.,
1999). Как будто бы этап везли на расстрел в Ленинград, но точное место гибели и погребения по сию пору не
известны. —Примеч. ред.