Page 602 - Архипелаг ГУЛаг

лишних 3 года.
Из Камышлага она продолжала иногда писать в ООН (всего за 7 лет до 1959 года она
написала 80 заявлений во все места). В 1958 за эти письма её направили на год во
Владимирскую политзакрытку. А там был закон— каждые 10 дней принималось заявление в
любую инстанцию. За полгода она отправила оттуда 18 заявлений в разные места, в том
числе 12 —в ООН.
И добилась–таки! — не расстрела, а переследствия! — по делам 1927 и 1952 годов.
Следователю она сказала: «А что ж? Заявления в ООН — единственный способ пробить
брешь в каменной стене советской бюрократии и заставить хоть что–нибудь услышать
оглохшую Фемиду».
Следователь вскакивал, бил себя в грудь:
— Все проводники «сталинского террора», как вы почему–то (!) называете культ
личности, будут отвечать перед народом? А за что вот мне отвечать? Какую другую
политику я мог проводить в то время? Да я Сталину безусловно верил и ничего не знал.
Но Скрипникова добивала его:
— Нет–нет, так не выйдет! За каждое преступление надо нести ответственность! А кто
же будет отвечать за миллионы невинных погибших? За цвет нации и цвет партии? Мёртвый
Сталин? Расстрелянный Берия? А вы будете делать политическую карьеру?
(А у самой кровяное давление подходило к смертельному пределу, она закрывала глаза,
и всё огненно кружилось.)
И ещё б её задержали, но в 1959 году это было уже курьёзно.
В последующие годы (она жива и сегодня) её жизнь заполнена хлопотами об
оставшихся в заключении, ссылках и судимостях знакомых по лагерям последних лет.
Некоторых она освободила, других реабилитировала. Защищает и одногоро–жан. Городские
власти побаиваются её пера и жалоб в Москву, уступают кой в чём.
Если бы все были вчетверть такие непримиримые, как Анна Скрипникова, — другая
была б история России.
Степан Васильевич Лощилин
Родился в 1908 году в Поволжьи, сын рабочего на бумажной фабрике. В 1921, во время
голода, осиротел. Рос парень не бойким, всё же лет семнадцати был уже в комсомоле, а в
восемнадцать поступил в школу крестьянской молодёжи, кончил её двадцати одного года. В
это время посылали их на хлебозаготовки, а в 1930 он в родном своём селе раскулачивал.
Строить колхоз в селе, однако, не остался, а «взял справку» в сельсовете и с нею поехал в
Москву. С трудом ему удалось устроиться чернорабочим на стройку (время безработицы, а в
Москву особенно уже тогда полезли). Через год призвали его в армию, там был он
принят в кандидаты, а затем и в члены партии. В конце 1932 уже демобилизован и вернулся в
Москву. Однако не хотелось ему быть чернорабочим, хотелось квалификации, и просил он
райком партии дать ему путёвку учеником на завод. Но, видно, был он коммунист
недотёпистый, потому что даже в этом ему отказали, а предложили путёвку в милицию.
А вот тут — отказался он. Поверни он иначе — этой биографии писать бы нам не
пришлось. Но он — отказался.
Молодому человеку, ему перед девушками стыдно было работать чернорабочим, не
иметь специальности. Но негде было её получить! И на завод «Калибр» он поступил опять
чернорабочим. Здесь на партийном собрании он простодушно выступил в защиту рабочего,
очевидно, уже заранее партийным бюро намеченного к чистке. Того рабочего вычистили, как
и наметили, а Лощилина стали теснить. В общежитии у него украли партвзносы, которые он
собирал, а из зарплаты покрыть он их не мог. Тогда его исключили из партии и грозили
отдать под суд (разве утрата партвзносов подлежит уголовному кодексу?). Уже пойдя душою
под уклон, Лощилин однажды не вышел и на работу. Его уволили за прогул. С такой
справкой он долго не мог никуда поступить. Тягал его следователь, потом оставил. Ждал
суда— суда нет. Вдруг пришло заочное решение: 6 месяцев принудработ с вычетом 25%,
отбывать через городское Бюро исправтрудработ (БИТР).