Page 608 - Архипелаг ГУЛаг

каторжане ложились под поезд, чтобы кончить это всё скорей. Две дюжины человек с
отчаяния убежали в тундру. Их обнаружили с самолётов, расстреляли, потом убитых
сложили у развода.
На воркутинской шахте № 2 был женский каторжный лагпункт. Женщины носили
номера на спине и на головных косынках. Они работали на всех подземных работах и даже, и
даже… — перевыполняли план!.. 396
Но я уже слышу, как соотечественники и современники гневно кричат мне:
остановитесь! О ком вы смеете нам говорить? Да! Их содержали на истребление— и
правильно! Ведь это — предателей, полицаев, бургомистров! Так им и надо! Уж вы не
жалеете ли их?? (Тогда, как известно, критика выходит за рамки литературы и подлежит
Органам.) А женщины там— это же немецкие подстилки] — кричат мне женские голоса. (Я
не преувеличил? — ведь это наши женщины назвали других наших женщин подстилками?)
Легче всего мне бы отвечать так, как это принято теперь, «разоблачая культ».
Рассказать о нескольких исключительных посадках на каторгу. (Например, о трёх
комсомолках–доброволках, которые на лёгких бомбардировщиках испугались сбросить
бомбы нацель, сбросили их в чистом поле, вернулись благополучно и доложили, что
выполнили задание. Но потом одну из них замучила комсомольская совесть — и она
рассказала комсоргу своей авиационной части, тоже девушке, та, разумеется, — в Особый
Отдел, и трём девушкам вкатали по 20 лет каторги.) Воскликнуть: вот каких честных
советских людей подвергал каре сталинский произвол! И дальше уже негодовать не на
произвол собственно, а на роковые ошибки по отношению к комсомольцам и коммунистам,
теперь счастливым образом исправленные.
Однако недостойно будет не взять вопрос во всю его глубину.
Сперва о женщинах— как известно, теперь раскрепощённых. Не от двойной работы,
правда, — но от церковного брака, от гнёта социального презрения и от Кабаних. Но что
это? — не худшую ли Кабаниху мы уготовили им, если свободное владение своим телом и
личностью вменяем им в антипатриотизм и в уголовное преступление? Да не вся ли мировая
(досталинская) литература воспевала свободу любви от национальных разграничений? от
воли генералов и дипломатов? А мы и в этом приняли сталинскую мерку: без Указа
Президиума Верховного Совета не сходись. Твоё тело есть прежде всего достояние
Отечества.
Прежде всего — кто они были по возрасту когда сходились с противником не в бою, а в
постелях? Уж наверное не старше тридцати лет, а то и двадцати пяти. Значит — от первых
детских впечатлений они воспитаны после Октября, в советских школах и в советской
идеологии! Так мы рассердились на плоды своих рук? Одним девушкам запало, как мы
пятнадцать лет не уставали кричать, что нет никакой родины, что отечество есть
реакционная выдумка. Другим прискучила пуританская преснятина наших собраний,
митингов, демонстраций, кинематографа без поцелуев, танцев без обнимки. Третьи были
покорены любезностью, галантностью, теми мелочами внешнего вида мужчины и внешних
признаков ухаживания, которым никто не обучал парней наших пятилеток и комсостав
фрунзенской армии. Четвёртые же были просто голодны — да, примитивно голодны, то есть
им нечего было жевать. А пятые, может быть, не видели другого способа спасти себя или
своих родственников, не расстаться сними.
В городе Стародубе Брянской области, где я был по горячим следам отступившего
противника, мне рассказывали, что долгое время стоял там мадьярский гарнизон — для
охраны города от партизан. Потом пришёл приказ его перебросить, — и десятки местных
женщин, позабыв стыд, пришли на вокзал и, прощаясь с оккупантами, так рыдали, как
(добавлял один насмешливый сапожник) «своих мужей не провожали на войну».
Трибунал приехал в Стародуб днями позже. Уж наверно не оставил доносов без

396 На Сахалине для женщин не было вообще каторжных работ (Чехов).