Page 612 - Архипелаг ГУЛаг
P. 612

стали  церкви  открывать.  (Наши  после  немцев  закрыть  сразу  постеснялись.)  В
               Ростове–на–Дону,  например,  торжество  открытия  церквей  вызвало  массовое  ликование,
               большое стечение толп. Однако они должны были проклинать за это немцев, да?
                     В  том  же  Ростове  в  первые  дни  войны  арестовали  инженера  Александра  Петровича
               Малявко–Высоцкого,  он  умер  в  следственной  камере,  жена  несколько  месяцев  тряслась,
               ожидая и своего ареста, — и только с приходом немцев спокойно легла спать: «Теперь–то по
               крайней мере высплюсь!» Нет, она должна была молить о возвращении своих палачей.
                     В мае 1943, при немцах, в Виннице в саду на Подлесной улице (который в начале 1938
               горсовет  обнёс  высоким  забором  и  объявил  «запретной  зоной  Наркомата  Обороны»)
               случайно начали раскапывать совсем уже незаметные, поросшие пышной травой могилы— и
               нашли  таких  39  массовых,  глубиной  3,5  метра,  размерами  3x4  метра.  В  каждой  могиле
               находили сперва слой верхней одежды погибших, затем трупы, сложенные «валетами». Руки
               у всех были связаны верёвками, расстреляны были все— из малокалиберных пистолетов в
               затылок.  Их  расстреливали,  видимо,  в  тюрьме,  а  потом  ночами  свозили  хоронить.  По
               сохранившимся у некоторых документам опознавали тех, кто был в 1938 осуждён «на 10 лет
               без права переписки». Вот одна из сцен раскопки: винницкие жители пришли смотреть или
               опознавать  своих  (фото  1).  Дальше —  больше.  В  июне  стали  раскапывать  близ
               православного кладбища—у больницы Пирогова, и открыли ещё 42 могилы. Затем — Парк
               культуры и отдыха имени Горького, — и под аттракционами, «комнатой смеха», игровыми и
               танцевальными  площадками открыли  ещё  14 массовых  могил.  Всего  в  95  могилах—  9439
               трупов. Это — только в Виннице одной, где обнаружили случайно. А— в остальных городах
               сколько  утаено?  И  население,  посмотрев  на  эти  трупы,  должно  было  рваться  в  советские
               партизаны?
                     Может быть, справедливо допустить наконец, что если нам с вами больно, когда топчут
               нас и то, что мы любим, — так больно и тем, кого топчем мы? Может быть, справедливо
               наконец допустить, что те, кого мы уничтожаем, имеют право нас ненавидеть? Или — нет, не
               имеют права? Они должны умирать с благодарностью?
                     Мы  приписываем  этим  полицаям  и  бургомистрам  какую–то  исконную,  чуть  ли  не
               врождённую  злобу—  а  злобу–то  посеяли  мы  в  них  сами,  это  же  наши  «отходы
               производства». Как это Крыленко произносил? — «в наших глазах каждое преступление есть
               продукт  данной  социальной  системы»    399 .  Вашей  системы,  товарищи!  Надо  своё  Учение
               помнить!
                     А ещё не забудем, что среди тех наших соотечественников, кто шёл на нас с мечом и
               держал против нас речи, были и совершенно бескорыстные и лично не задетые, у которых
               имущества  никакого  не  отнимали  (у  них  не  было  ничего)  и  которые  сами  в  лагерях  не
               сидели,  и  даже  из  семьи  никто,  но  которые  давно  задыхались  от  всей нашей  системы, от
               презрения к отдельной судьбе; от преследования убеждений; от песенки этой глумливой:
                     где так вольно дышит человек;
                     от поклонов этих богомольных Вождю; от дёрганья этого карандаша— дай скорее на
               заём  подписаться!  от  аплодисментов,  переходящих  в  овацию.  Можем  мы  допустить,  что
               этим–то  людям,  нормальным,  не  хватало  нашего  смрадного  воздуха?  (Обвиняли  на
               следствии  отца  Фёдора  Флорю —  как  смел  он  при  румынах  рассказывать  о  сталинских
               мерзостях. Он ответил: «А что я мог говорить о вас иначе? Что знал — то и говорил. Что
               было —  то  и  говорил».  А  по–советскому:  лги,  душою  криви  и  сам  погибай —  да  только
               чтобы власти на выгоду! Но это ведь, кажется, уже не материализм, а?)
                     Случилось так, что в сентябре 1941 года, перед тем как мне уйти в армию, в посёлке
               Морозовске, на следующий год взятом немцами, мы с женой, молодые начинающие учителя,
               снимали  квартиру  в  одном  дворике  с  другими  квартирантами —  бездетной  четой


                 399    Н.В.Крыленко.  За  пять  лет  1918–1922  гг.:  Обвинительные  речи  по  наиболее  крупным  процессам,
               заслушанным в Московском и Верховном Революционных Трибуналах. М.; Пг.: Гос. изд–во, 1923, с. 337.
   607   608   609   610   611   612   613   614   615   616   617