Page 612 - Архипелаг ГУЛаг
P. 612
стали церкви открывать. (Наши после немцев закрыть сразу постеснялись.) В
Ростове–на–Дону, например, торжество открытия церквей вызвало массовое ликование,
большое стечение толп. Однако они должны были проклинать за это немцев, да?
В том же Ростове в первые дни войны арестовали инженера Александра Петровича
Малявко–Высоцкого, он умер в следственной камере, жена несколько месяцев тряслась,
ожидая и своего ареста, — и только с приходом немцев спокойно легла спать: «Теперь–то по
крайней мере высплюсь!» Нет, она должна была молить о возвращении своих палачей.
В мае 1943, при немцах, в Виннице в саду на Подлесной улице (который в начале 1938
горсовет обнёс высоким забором и объявил «запретной зоной Наркомата Обороны»)
случайно начали раскапывать совсем уже незаметные, поросшие пышной травой могилы— и
нашли таких 39 массовых, глубиной 3,5 метра, размерами 3x4 метра. В каждой могиле
находили сперва слой верхней одежды погибших, затем трупы, сложенные «валетами». Руки
у всех были связаны верёвками, расстреляны были все— из малокалиберных пистолетов в
затылок. Их расстреливали, видимо, в тюрьме, а потом ночами свозили хоронить. По
сохранившимся у некоторых документам опознавали тех, кто был в 1938 осуждён «на 10 лет
без права переписки». Вот одна из сцен раскопки: винницкие жители пришли смотреть или
опознавать своих (фото 1). Дальше — больше. В июне стали раскапывать близ
православного кладбища—у больницы Пирогова, и открыли ещё 42 могилы. Затем — Парк
культуры и отдыха имени Горького, — и под аттракционами, «комнатой смеха», игровыми и
танцевальными площадками открыли ещё 14 массовых могил. Всего в 95 могилах— 9439
трупов. Это — только в Виннице одной, где обнаружили случайно. А— в остальных городах
сколько утаено? И население, посмотрев на эти трупы, должно было рваться в советские
партизаны?
Может быть, справедливо допустить наконец, что если нам с вами больно, когда топчут
нас и то, что мы любим, — так больно и тем, кого топчем мы? Может быть, справедливо
наконец допустить, что те, кого мы уничтожаем, имеют право нас ненавидеть? Или — нет, не
имеют права? Они должны умирать с благодарностью?
Мы приписываем этим полицаям и бургомистрам какую–то исконную, чуть ли не
врождённую злобу— а злобу–то посеяли мы в них сами, это же наши «отходы
производства». Как это Крыленко произносил? — «в наших глазах каждое преступление есть
продукт данной социальной системы» 399 . Вашей системы, товарищи! Надо своё Учение
помнить!
А ещё не забудем, что среди тех наших соотечественников, кто шёл на нас с мечом и
держал против нас речи, были и совершенно бескорыстные и лично не задетые, у которых
имущества никакого не отнимали (у них не было ничего) и которые сами в лагерях не
сидели, и даже из семьи никто, но которые давно задыхались от всей нашей системы, от
презрения к отдельной судьбе; от преследования убеждений; от песенки этой глумливой:
где так вольно дышит человек;
от поклонов этих богомольных Вождю; от дёрганья этого карандаша— дай скорее на
заём подписаться! от аплодисментов, переходящих в овацию. Можем мы допустить, что
этим–то людям, нормальным, не хватало нашего смрадного воздуха? (Обвиняли на
следствии отца Фёдора Флорю — как смел он при румынах рассказывать о сталинских
мерзостях. Он ответил: «А что я мог говорить о вас иначе? Что знал — то и говорил. Что
было — то и говорил». А по–советскому: лги, душою криви и сам погибай — да только
чтобы власти на выгоду! Но это ведь, кажется, уже не материализм, а?)
Случилось так, что в сентябре 1941 года, перед тем как мне уйти в армию, в посёлке
Морозовске, на следующий год взятом немцами, мы с женой, молодые начинающие учителя,
снимали квартиру в одном дворике с другими квартирантами — бездетной четой
399 Н.В.Крыленко. За пять лет 1918–1922 гг.: Обвинительные речи по наиболее крупным процессам,
заслушанным в Московском и Верховном Революционных Трибуналах. М.; Пг.: Гос. изд–во, 1923, с. 337.