Page 670 - Архипелаг ГУЛаг

Тюрьма? — за что? — не может быть! Разберутся! Перед этапом в Москву его ещё даже
нарочно успокоили (это делается для безопасности перевозки), начальник контрразведки
полковник Морщинин даже приехал проводить на вокзал, пожал руку: «поезжайте
спокойно!». Со спецконвоем их получилось четверо, и они ехали в отдельном купе мягкого
вагона. Майор и старший лейтенант, обсудив, как они весело проведут в Москве Новый год
(может быть, для таких командировок и придумывается спецконвой?), залегли на верхние
полки и как будто спали. На другой нижней лежал старшина. Он шевелился всякий раз,
когда арестованный открывал глаза. Лампочка горела верхняя синяя. Под головой у Тэнно
лежала первая и последняя торопливая передача жены — локон её волос и плитка шоколада.
Он лежал и думал. Вагон приятно стучал. Любым смыслом и любым предсказанием вольны
мы наполнить этот стук. Тэнно он наполнял надеждой: «разберутся». И поэтому серьёзно
бежать не собирался. Только примеривался, как бы это можно было сделать. (Он потом ещё
вспомнит не раз эту ночь и только будет покрякивать с досады. Никогда уже не будет так
легко убежать, никогда больше воля не будет так близка!)
Дважды за ночь Тэнно выходил в уборную по пустому ночному коридору, старшина
шёл с ним. Пистолет у него висел на длинной подвеси, как всегда у моряков. Вместе с
арестованным он втиснулся в саму уборную. Владея приёмами дзюдо и борьбы, ничего не
стоило прихватить его здесь, отнять пистолет, приказать молчать непокойно уйти на
остановке.
Во второй раз старшина побоялся войти в тесноту, остался за дверью. Но дверь была
закрыта, пробыть можно было сколько угодно времени. Можно было разбить стекло,
выпрыгнуть на полотно. Ночь! Поезд не шёл быстро — 48–й год, делал частые остановки.
Правда, зима, Тэнно без пальто, и с собой только пять рублей, но у него не отобраны ещё
часы.
Роскошь спецконвоя закончилась в Москве на вокзале. Дождались, когда из вагона
вышли все пассажиры, и в вагон вошёл старшина с голубыми погонами, из воронка: «Где
он?»
Тюремный приём, бессонница, боксы, боксы. Наивное требование скорее вызвать к
следователю. Надзиратель зевнул: «Ещё успеешь, надоест».
Вот и следователь. «Ну, рассказывай о своей преступной деятельности». — «Я ни в чём
не виноват!» — «Только папа Пий ни в чём не виноват».
В камере— вдвоём с наседкой. Так и подгораживается: а что было на самом деле?
Несколько допросов — и всё понятно: разбираться не будут, на волю не выпустят. И
значит— бежать!
Всемирная слава Лефортовской тюрьмы не удручает Тэнно. Может быть, это — как
новичок на фронте, который, ничего не испытав, ничего и не боится? План побега
подсказывает следователь— Анатолий Левшин. Он подсказывает его тем, что становится
злобен, ненавистлив.
Разные мерки у людей, у народов. Сколько миллионов переносило битьё в этих стенах,
даже не называя это пытками. Но для Тэнно сознание, что его могут безнаказанно бить, —
невыносимо. Это— надругательство, и лучше тогда нежить. И когда Левшин после
словесных угроз в первый раз подступает, замахивается, — Тэнно вскакивает и отвечает с
яростной дрожью: «Смотри, мне всё равно не жить! А вот глаз один или два я тебе сейчас
вытаьиуі Это я смогу!»
И следователь отступает. Такая мена своего хорошего глаза за гиблую жизнь арестанта
не подходит ему. Теперь он изматывает Тэнно карцерами, чтоб обессилить. Потом
инсценирует, что женщина, кричащая от боли в соседнем кабинете, — жена Тэнно и, если он
не признается, — её будут мучить ещё больше.
Он опять не рассчитал, на кого напал. Как удара кулаком, так и допроса жены Тэнно
вынести не мог. Всё ясней становилось арестанту, что этого следователя придётся убить. Это
соединилось и с планом побега! — майор Левшин носил тоже морскую форму, тоже был
высокого роста, тоже блондин. Для вахтёра следственного корпуса Тэнно вполне мог сойти