Page 676 - Архипелаг ГУЛаг
P. 676
темнеет, солнце скрывается, горстями пыли и мелкого камня больно бьёт в лицо, так что
нельзя держать открытыми глаз. Никто не был готов бежать так внезапно, а Николай Крыков
подбежал к зоне, бросил на проволоку телогрейку, перелез, весь исцарапавшись, за зону и
скрылся. Буря прошла. По телогрейке на проволоке поняли, что — убежал. Послали погоню
на лошадях: на поводках у всадников собаки. Но холодная буря начисто смела все следы.
Крыков пересидел погоню в куче мусора. Однако на другой день надо ж было идти! И
машины, разосланные по степи, поймали его.
Первый лагерь Тэнно был— Новорудное, близ Джезказгана. Вот— то главное место,
где обрекают тебя погибнуть. Именно отсюда ты должен и бежать! Вокруг— пустыня, где в
солончаках и барханах, где — скреплённая дёрном или верблюжьей колючкой. Местами
кочуют по этой степи казахи со стадами, местами нет никого. Рек нет, набрести на колодец
почти невозможно. Лучшее время для побегов — апрель и май, кое–где ещё держатся озерки
от таяния. Но это отлично знают и охранники. В это время устрожается обыск выходящих на
работу и не дают с собой вынести ни лишнего куска, ни лишней тряпицы.
Той осенью, 1949 года, три беглеца— Слободянюк, Бази–ченко и Кожин — рискнули
рвануть на юг: они думали пойти там вдоль реки Сары–Су и на Кзыл–Орду. Но река
пересохла вся. Их поймали при смерти от жажды.
На опыте их Тэнно решил, что осенью не побежит. Он аккуратно ходит в КВЧ — ведь
он не беглец, не бунтарь, он из тех рассудительных заключённых, которые надеются
исправиться к концу своего двадцатипятилетнего срока. Он помогает, чем может, он обещает
самодеятельность, акробатику, мнемотехнику, а пока, перелистав всё, что в КВЧ есть,
находит плохонькую карту Казахстана, не обережённую кумом. Так. Есть старая караванная
дорога на Джусалы, триста пятьдесят километров, по ней может попасться и колодец. И на
север к Ишиму четыреста, здесь возможны луга. А к озеру Балхаш — пятьсот километров
чистой пустыни Бет–Пак–Дала. Но в этом направлении вряд ли погонятся.
Таковы расстояния. Таков выбор…
Что только не протеснится через голову пытливого беглеца! Иногда заезжает в лагерь
ассенизационная машина — цистерна с кишкой. Горловина кишки— широка, Тэнно вполне
мог бы в неё влезть, внутри цистерны — стоять согнувшись, и после этого пусть бы шофёр
набирал жидких нечистот, только не до самого верху. Будешь весь в нечистотах, по пути
может захлебнуть, затопить, задушить, — но это не кажется Тэнно таким гадким, как рабски
отбывать свой срок. Он проверяет себя: готов ли? Готов. А шофёр? Это
пропускник–краткосроч–ник, бытовик. Тэнно курит с ним, присматривается. Нет, это не тот
человек. Он не рискнёт своим пропуском, чтобы помочь другому. У него психология
исправительно–трудовых: помогает другому —дурак.
За эту зиму Тэнно составляет и план и подбирает себе четырёх товарищей. Но пока
согласно теории идёт терпеливая подготовка по плану, его один раз нечаянно выводят на
только что открытый объект— каменный карьер. Карьер — в холмистой местности, из
лагеря не виден. Там ещё нет ни вышек, ни зоны: забиты колья, несколько рядков проволоки.
Водном месте в проволоке— перерыв, это «ворота». Шесть конвоиров стоят снаружи зонки,
ничем не приподнятые над землёй.
А дальше за ними — апрельская степь в ещё свежей зелёной траве, и горят тюльпаны,
тюльпаны! Не может сердце беглеца вынести этих тюльпанов и апрельского воздуха! Может
быть, это и есть Случай?.. Пока ты не на подозрении, пока ты ещё не в режимке — теперь–то
и бежать!
За это время Тэнно уже многих узнал в лагере и сейчас быстро сбивает звено из
четверых: Миша Хайдаров (был в советской морской пехоте в Северной Корее, от военного
трибунала бежал через 38–ю параллель; не желая портить хороших прочных отношений в
Корее, американцы выдали его назад, четвертная); Яздик, шофёр–поляк из армии Андерса
(свою биографию выразительно излагает по двум своим непарным сапогам: «сапоги — один
от Гитлера, один — от Сталина»); и ещё железнодорожник из Куйбышева Сергей.
Тут пришёл грузовик с настоящими столбами для будущей зоны и мотками колючей