Page 680 - Архипелаг ГУЛаг

тайге. Я знаю, ты тоже хотел бежать с Воробьёвым. Но не беги из рабочей зоны: тут я
отвечаю, меня опять посадят.
То есть беглецов любит, но себя — больше. Лёшка Цыган доволен своей ссученной
жизнью и не даст её нарушить. Вот «любовь к свободе» у блатного.
А может, правда, экибастузские побеги становятся однообразны? Все бегут из рабочих
зон, никто из жилой. Отважиться? Жилая зона ещё тоже пока проволочная, ещё тоже пока
забора нет.
Как–то на известковом испортили электропроводку на растворомешалке. Вызван
вольный электромонтёр. Тэнно помогает ему чинить, Жданок тем временем ворует из
кармана кусачки. Монтёр спохватывается: нет кусачек! Заявить охране? Нельзя, самого
осудят за халатность. Просит блатных: верните! Блатные говорят, что не брали.
Там же, на известковом, беглецы готовят себе два ножа: зубилами вырубают их из
лопат, в кузне заостряют, закаляют, в глиняных формах отливают им ручки из олова. У
Тэнно — «турецкий», он не только пригодится в деле, но кривым блестящим видом
устрашает, а это ещё важней. Ведь не убивать они собираются, а пугать.
И кусачки, и ножи пронесли в жилую зону под кальсонами у щиколоток, засунули под
фундамент барака.
Главный ключ к побегу опять должно быть КВЧ. Пока готовится и переносится
оружие, Тэнно своим чередом заявляет, что вместе со Жданком он хочет участвовать в
концерте самодеятельности. В Экибастузе ещё ни одного не было, это будет первый, и с
нетерпением подгоняется начальством: нужна галочка в списке мероприятий, отвлекающих
от крамолы, да и самим забавно посмотреть, как после одиннадцатичасового каторжного
труда заключённые будут ломаться на сцене. И вот разрешается Тэнно и Жданку уходить из
режимного барака после его запирания, когда вся зона ещё два часа живёт и движется. Они
бродят по ещё незнакомой им экибастузской зоне, замечают, как и когда меняется на вышках
конвой; где наиболее удобные подползы к зоне. В самом КВЧ Тэнно внимательно читает
павлодарскую областную газетку, он старается запоминать названия районов, совхозов,
колхозов, фамилии председателей, секретарей и всяческих ударников. Дальше он заявляет,
что играться будет скетч и для этого надо им получить свои гражданские костюмы из
каптёрки и чей–нибудь портфель. (Портфель в побеге— это необычно! Это придаёт
начальственный вид!) Разрешение получено. Морской китель ещё на Тэнно, теперь он берёт
и свой исландский костюм, воспоминание о морском конвое. Жданок берёт из чемодана
дружка серый бельгийский, настолько элегантный, что даже странно смотреть на него в
лагере. У одного латыша хранится в вещах портфель. Берётся и он. И — кепки настоящие
вместо лагерных картузиков.
Но так много репетиций требует скетч, что не хватает времени и до общего отбоя.
Поэтому одну ночь и ещё как–то другую Тэнно и Жданок вовсе не возвращаются в
режимный барак, ночуют втом бараке, где КВЧ, приучают надзирателей режимки. (Ведь
надо выиграть в побеге хотя бы одну ночь.)
Когда самый удобный момент побега? Вечерняя проверка. Когда стоит очередь у
бараков, все надзиратели заняты впуском, дай зэки смотрят на дверь, как бы спать скорее,
никто не следит за остальною частью зоны. День уменьшается, — и подгадать надо такой,
чтобы проверка пришлась уже после заката, в посерение, но ещё до расстановки собак
вокруг зоны. Надо подловить эти единственные пять–десять минут, потому что выползать
при собаках невозможно.
Выбрали воскресенье 17 сентября. Удобно, воскресенье будет нерабочее, набраться к
вечеру сил, неторопливо сделать последние приготовления.
Последняя ночь перед побегом! Много ли ты уснёшь? Мысли, мысли… Да буду ли жив
я через сутки?.. Может быть и нет. Ну а в лагере? — растянутая смерть доходяги у
помойки?.. Нет, не разрешать себе даже свыкаться с мыслью, что ты— невольник.
Вопрос так стоит: к смерти ты готов? Готов. Значит, и к побегу.
Солнечный воскресный день. Ради скетча обоих на весь день выпустили из режимки.