Page 677 - Архипелаг ГУЛаг

проволоки — как раз к началу обеденного перерыва. Звено Тэнно, любя каторжный труд, а
особенно любя укреплять зону, взялось добровольно разгружать машину и в перерыв.
Залезли в кузов. Но так как время всё–таки было обеденное — шевелились еле–еле и
соображали. Шофёр отошёл в сторонку. Все заключённые лежали кто где, грелись на
солнышке.
Бежим или нет? С собой— ничего: ни ножа, ни снаряжения, ни пищи, ни плана.
Впрочем, если на машине, то по мелкой карте Тэнно знает: гнать на Джезды и потом на
Улутау. Загорелись ребята: случай! Случай!
Отсюда к «воротам», на часового, получается под уклон. И вскоре же дорога
сворачивает за холм. Если ехать быстро — уже не застрелят. И не оставят же часовые своих
постов!
Разгрузили— перерыв ещё не кончился. Править— Яз–дику. Он соскочил, полазил
около машины, трое тем временем лениво легли на дно кузова, скрылись, может не все
часовые и видели, куда они делись. Яздик привёл шофёра: не задержали разгрузкой — так
дай закурить. Закурили. Ну, заводи! Сел шофёр в кабину, но мотор, как назло, почему–то не
заводится. (Трое в кузове плана Яздика не знают и думают— сорвалось.) Яздик взялся ручку
крутить. Всё равно не заводится. Яздик уже устал, предлагает шофёру поменяться. Теперь
Яздик в кабине. И сразу мотор заревел! и машина покатилась уклоном на воротного
часового! (Потом Яздик рассказывал: он для шофёра перекрывал краник подачи бензина, а
для себя успел открыть.) Шофёр не спешил сесть, он думал, что Яздик остановит. Но машина
со скоростью прошла «ворота».
Два раза «стой»! Машина идёт. Пальба часовых— сперва в воздух, очень уж похоже на
ошибку. Может и в машину, беглецы не знают, они лежат. Поворот. За холмом, ушли от
стрельбы! Трое в кузове ещё не поднимают голов. Тряско, быстро. И вдруг — остановка, и
Яздик кричит в отчаянии: не угадал он дороги! — упёрлись в ворота шахты, где своя зона,
свои вышки.
Выстрелы. Бежит конвой. Беглецы вываливаются на землю, ничком, и закрывают
головы руками. Конвой же бьёт ногами и именно старается в голову, в ухо, в висок и сверху
в хребет.
Общечеловеческое спасительное правило — «лежачего не бьют» — не действует на
сталинской каторге! У нас лежачего именно бьют. А в стоячего стреляют.
Но на допросе выясняется, что никакого побега не было] Да! Ребята дружно говорят,
что дремали в машине, машина покатилась, тут— выстрелы, выпрыгивать поздно, могут
застрелить. А Яздик? Неопытен, не мог справиться с машиной. Но не в степь же рулил, а к
соседней шахте.
Так обошлось побоями.
Ещё много побегов предстоит Мише Хайдарову. Даже в самое мягкое хрущёвское
время, когда беглецы затаятся, ожидая легального освобождения, он со своими
безнадёжными (для прощения) дружками попытается бежать со всесоюзного штрафняка
Андзёба–307: пособники бросят под вышки самодельные гранаты, чтобы отвлечь внимание,
пока беглецы с топорами будут рубить проволоку запретки. Но автоматным огнём их
задержат.
А побег по плану готовится само собой. Делается компас: пластмассовая баночка, на
неё наносятся румбы. Кусок намагниченной спицы сажается на деревянный поплавок.
Теперь наливают воды. Вот и компас. Питьевую воду удобно будет налить в автомобильную
камеру и в побеге нести её, как шинельную скатку. Все эти вещи (и продукты, и одежду)
постепенно носят на ДОК (Деревообделочный комбинат), с которого собираются бежать, и
там прячут в яме близ пило–резки. Один вольный шофёр продаёт им камеру. Наполненная
водой, лежит уже и она в яме. Иногда ночью приходит эшелон, для этого оставляют
грузчиков на ночь в рабочей зоне. Вот тут–то и надо бежать. Кто–то из вольняшек за
принесенную ему из зоны казённую простыню (наши цены!) перерезал уже две нижние нити
колючки против пилорезки, и вот–вот подходила ночь разгрузки брёвен! Однако нашёлся