Page 78 - Архипелаг ГУЛаг

службы».
Что там привлекательность! — упоителъностъ\ Ведь это же упоение — ты ещё молод,
ты, в скобках скажем, сопляк, совсем недавно горевали с тобой родители, не знали, куда тебя
пристроить, такой дурак и учиться не хочешь, но прошёл ты три годика того училища — и
как же ты взлетел! как изменилось твоё положение в жизни! как движенья твои изменились,
и взгляд, и поворот головы! Заседает учёный совет института—ты входишь, и все замечают,
все вздрагивают даже; ты не лезешь на председательское место, там пусть ректор
распинается, ты сядешь сбоку, но все понимают, что главный тут — ты, спецчасть. Ты
можешь пять минут посидеть и уйти, в этом твоё преимущество перед профессорами, тебя
могут звать более важные дела, — но потом над их решением ты поведёшь бровями (или
даже лучше губами) и скажешь ректору: «Нельзя. Есть соображения…» И всё! И не
будет! — Или ты особист, смершевец, всего лейтенант, но старый дородный полковник,
командир части, при твоём входе встаёт, он старается льстить тебе, угождать, он с
начальником штаба не выпьет, не пригласив тебя. Это ничего, что у тебя две малых
звёздочки, это даже забавно: ведь твои звёздочки имеют совсем другой вес, измеряются
совсем по другой шкале, чем у офицеров обыкновенных (и иногда, в спецпоручениях, вам
разрешается нацепить например и майорские, это как псевдоним, как условность). Над всеми
людьми этой воинской части, или этого завода, или этого района ты имеешь власть, идущую
несравненно глубже, чем у командира, у директора, у секретаря райкома. Те распоряжаются
их службой, заработками, добрым именем, а ты — их свободой. И никто не посмеет сказать о
тебе на собрании, никто не посмеет написать о тебе в газете — да не только плохо! и
хорошо— не посмеют!! Тебя, как сокровенное божество, и упоминать даже нельзя! Ты —
есть, все чувствуют тебя! — но тебя как бы и нет! И поэтому — ты выше открытой власти с
тех пор, как прикрылся этой небесной фуражкой. Что ты делаешь—никто не смеет
проверить, но всякий человек подлежит твоей проверке. Оттого перед простыми так
называемыми гражданами (а для тебя — просто чурками) достойнее всего иметь загадочное
глубокомысленное выражение. Ведь один ты знаешь спецсоображения, больше никто. И
поэтому ты всегда прав.
В одном только никогда не забывайся: и ты был бы такой же чуркой, если б не
посчастливилось тебе стать звё–нышком Органов — этого гибкого, цельного, живого
существа, обитающего в государстве, как солитер в человеке, — и всё твоё теперь! всё для
тебя! — но только будь верен Органам! За тебя всегда заступятся! И всякого обидчика тебе
помогут проглотить! И всякую помеху упразднить с дороги! Но — будь верен Органам!
Делай всё, что велят! Обдумают за тебя и твоё место: сегодня ты спецчасть, а завтра займёшь
кресло следователя, а потом может быть поедешь краеведом на озеро Селигер (1931, Ильин),
отчасти может быть чтобы подлечить нервы. А потом может быть из города, где ты уж
слишком прославишься, ты поедешь в другой конец страны уполномоченным по делам
Церкви (лютый ярославский следователь Волкопялов — уполномоченный по делам Церкви в
Молдавии). Или станешь ответственным секретарём Союза писателей (другой Ильин,
Виктор Николаевич, бывший генерал–лейтенант госбезопасности). Ничему не удивляйся:
истинное назначение людей и истинные ранги людям знают только Органы, остальным
просто дают поиграть: какой–нибудь там заслуженный деятель искусства или герой
социалистических полей, а—дунь, и нет его. («Ты — кто?» — спросил генерал Серов в
Берлине всемирно известного биолога Тимофеева–Ресовского. «А ты — кто?» — не
растерялся Тимофеев–Ресовский со своей наследственной казацкой удалью. «Вы —
учёный?» — поправился Серов.)
Работа следователя требует, конечно, труда: надо приходить днём, приходить ночью,
высиживать часы и часы, — но не ломай себе голову над «доказательствами» (об этом пусть
у подследственного голова болит), не задумывайся — виноват, не виноват, — делай так, как
нужно Органам, и всё будет хорошо. От тебя самого уже будет зависеть провести следствие
поприятнее, не очень утомиться, хорошо бы чем–нибудь поживиться, а то — хоть
развлечься. Сидел–сидел, вдруг выдумал новое воздействие] — эврика! — звони по