Page 79 - Архипелаг ГУЛаг
P. 79
телефону друзьям, ходи по кабинетам, рассказывай — смеху–то сколько! давайте попробуем,
ребята, на ком? Ведь скучно всё время одно и то же, скучны эти трясущиеся руки,
умоляющие глаза, трусливая покорность — ну хоть посопротивлялся бы кто–нибудь!
«Люблю сильных противников! Приятно переламывать им хребет!» (Сказал Г. Г–ву
ленинградский следователь Шитов.)
А если такой сильный, что никак не сдаётся, все твои приёмы не дают результата? Ты
взбешён? — и не сдерживай бешенства! Это огромное удовольствие, это полёт! —
распустить своё бешенство, не знать ему преград! Вот в таком состоянии и плюют
проклятому подследственному в раскрытый рот! и втискивают его лицом в полную
плевательницу! (Случай с Васильевым у Иванова–Разумника.) Вот в таком состоянии и
таскают священников за косы! и мочатся в лицо поставленному на колени! После бешенства
чувствуешь себя настоящим мужчиной!
Или допрашиваешь «девушку за иностранца» (Эсфирь Р., 1947). Ну, поматюгаешь её,
ну спросишь: «А что, у американца— … гранёный, что ли? Чего тебе, русских было мало?»
И вдруг идея: она у этих иностранцев нахваталась кое–чего. Не упускай случай, это вроде
заграничной командировки! И с пристрастием начинаешь её допрашивать: как? в каких
положениях?., а ещё в каких?., подробно! каждую мелочь! (И себе пригодится, и ребятам
расскажу!) Девка и в краске, и в слезах, мол, это к делу не относится — «нет, относится!
говори!» И вот что такое твоя власть! — она всё тебе подробно рассказывает, хочешь
нарисует, хочешь и телом покажет, у неё выхода нет, в твоих руках её карцер и её срок.
Заказал ты (следователь Похилько, Кемеровское ГБ) стенографистку записывать
допрос — прислали хорошенькую, тут же и лезь ей за пазуху при подследственном пацане
(школьник Миша Бакст) — его, как не человека, и стесняться нечего.
Да кого тебе вообще стесняться? Да если ты любишь баб (а кто их не любит?) — дурак
будешь, не используешь своего положения. Одни потянутся к твоей силе, другие уступят по
страху. Встретил где–нибудь девку, наметил — будет твоя, никуда не денется. Чужую жену
любую отметил — твоя! — потому что мужа убрать ничего не составляет.
Давно у меня есть сюжет рассказа «Испорченная жена». Но, видно, не соберусь
написать, вот он. В одной авиационной дальневосточной части перед Корейской войной
некий подполковник, вернувшись из командировки, узнал, что жена его в больнице.
Случилось так, что врачи не скрыли от него: её половая область повреждена от
патологического обращения. Подполковник кинулся к жене и добился признания, что это —
особист их части, старший лейтенант (впрочем, кажется, не без склонности с её стороны). В
ярости подполковник побежал к особисту в кабинет, выхватил пистолет и угрожал убить. Но
очень скоро старший лейтенант заставил его согнуться и выйти побитым и жалким: угрозил,
что сгноит его в самом ужасном лагере, что тот будет молиться о смерти без мучений. Он
приказал ему принять жену какая она есть (что–то было нарушено бесповоротно), жить с
ней, не сметь разводиться и не сметь жаловаться— и это цена того, что он останется на воле!
И подполковник всё выполнил. (Рассказано мне шофёром этого особиста.)
Подобных случаев должно быть немало: это— та область, где особенно заманчиво
употребить власть. Один гебист заставил (1944) дочь армейского генерала выйти за себя
замуж угрозой, что иначе посадит отца. У девушки был жених, но, спасая отца, она вышла
замуж за геби–ста. В коротком замужестве вела дневник, отдала его возлюбленному и
кончила с собой.
Нет, это надо пережить — что значит быть голубою фуражкой! Любая вещь, какую
увидел, — твоя! Любая квартира, какую высмотрел, — твоя! Любая баба — твоя! Любого
врага — с дороги! Земля под ногою — твоя! Небо над тобой — твоё, голубое!!
А уж страсть нажиться — их всеобщая страсть. Как же не использовать такую власть и
такую бесконтрольность для обогащения? Да это святым надо быть!..
Если бы дано нам было узнавать скрытую движущую силу отдельных арестов — мы бы
с удивлением увидели, что, при общей закономерности сажать, частный выбор, кого сажать,
личный жребий в трёх четвертях случаев зависел от людской корысти и мстительности, и