Page 786 - Архипелаг ГУЛаг

И — шли…
Однако — не всегда. Николаю Хлебунову, сыну «кулацкому», чью биографию в ранней
части я использовал для Тюрина в «Иване Денисовиче», а в поздней выложить тогда не
решился, — было в лагере предложено то, в чём отказывали троцкистам и коммунистам, как
они ни рвались: идти защищать отечество. Хлебунов нисколько не колебался, он сразу
вылепил лагерному УРЧу: «Ваше отечество— вы и защищайте, говно–еды! А у пролетариата
нет отечества!!
Как будто точно было по Марксу, и действительно всякий лагерник ещё бедней, ниже и
бесправней пролетария, — а вот лагколлегия ничего этого не усвоила и приговорила
Хлебунова к расстрелу. Недели две посидел он под вышкой и о помиловании не подавал, так
был на них зол. Но сами принесли ему замену на вторую десятку.
Иногда случалось, что отвозили раскулаченных в тундру или тайгу, выпускали— и
забывали там: ведь отвозили их на смерть, зачем учитывать? Не оставляли им и стрелка— по
глухости и дальности. И от мудрого руководства наконец отпущенное— без коня и без
плуга, без рыбной снасти, без ружья, это трудолюбивое упорное племя, с немногими, может
быть, топорами и лопатами, начинало безнадёжную борьбу за жизнь в условиях чуть
полегче, чем в Каменный век. И наперекор экономическим законам социализма посёлки эти
вдруг не только выживали, но крепли и богатели!
В таком посёлке, где–то на Оби, и не рядом, значит, с судоходством, а на боковом
оттоке, вырос Буров, мальчиком туда попав. Он рассказывает, что как–то уже перед войной
шёл мимо катер, заметил их и пристал. А в катере оказалось районное начальство.
Допросило — откуда, кто такие, с какого времени. Изумилось начальство их богатству и
доброденствию, какого не знали в своём колхозном краю. Уехали. А через несколько дней
приехали уполномоченные со стрелками НКВД и опять, как в год Чумы, велели им в час всё
нажитое покинуть, весь тёплый посёлок — и наголё, с узелками, отправили дальше в тундру.
Не довольно ли этого рассказа одного, чтобы понять и суть «кулаков», и суть
«раскулачивания»?
Что ж можно было сделать с этим народом, если б дать ему вольно жить, свободно
развиваться!!
Староверы! — вечно гонимые, вечные ссыльные, — вот кто на три столетия раньше
разгадал заклятую суть Начальства! В 1950 году летел самолёт над просторами Подкаменной
Тунгуски. А после войны лётная школа сильно усовершилась, и доглядел старательный
лётчик, чего 20 лет до него не видели: обиталище какое–то неизвестное в тайге. Засёк.
Доложил. Глухо было, далеко, но для МВД невозможного нет, и через полгода добрались
туда. Оказалось, это — яруевские старообрядцы. Когда началась великая желанная Чума, то
бишь коллективизация, они от этого добра ушли глубоко в тайгу, всей деревней. И жили, не
высовываясь, лишь старосту одного отпускали в Яруево за солью, рыболовной и охотничьей
металлической снастью да железками к инструменту, остальное делали сами всё, а вместо
денег, должно быть, снаряжался староста шкурками. Управясь с делами, он, как следимый
преступник, изни–кал с базара оглядчиво. И так выиграли яруевские староверы двадцать лет
жизни! — двадцать лет свободной человеческой жизни между зверей вместо двадцати лет
колхозного уныния. Все они были в домотканой одежде, в самодельных броднях и
выделялись могутностью.
Так вот этих гнусных дезертиров с колхозного фронта всех теперь арестовали и
влепили им статью… ну как бы вы думали какую?.. Связь с мировой буржуазией?
Вредительство? Нет, 58–10, антисоветскую агитацию (!?!?) и 58–11, организацию. (Многие
из них попали потом в джезказганскую группу Степла–га, откуда и известно.)
А в 1946 году ещё других староверов, из какого–то забытого глухого монастыря
выбитых штурмом нашими доблестными войсками (уже с миномётами, уже с опытом
Отечественной войны), сплавляли на плотах по Енисею. Неукротимые пленники— те же при
Сталине великом, что и при Петре великом! — прыгали с плотов в енисейскую воду, и
автоматчики наши достреливали их там.