Page 791 - Архипелаг ГУЛаг
P. 791

говорили по ошибке:
                     — Здравствуйте, гражданин начальник! А тот укоризненно качал головой:
                     — Нет–нет, какой же может быть «гражданин»! Я для вас теперь товарищ, вы уже не
               заключённые.
                     Собирали ссыльных в той единственной землянке, и мрачно освещенный керосиновой
               коптилкой–мигалкой замдир внушал им, как гвозди вколачивал в гроб:
                     — Не  думайте,  что  это —  жизнь  временная. Вам  действительно придётся  жить  здесь
               вечно. А поэтому поскорей принимайтесь за работу! Есть семья — зовите, нет— женитесь
               тут друг на друге не откладывая. Стройтесь. Рожайте детей. На дом и на корову получите
               ссуду. За работу, за работу, товарищи! Страна ждёт нашего леса!
                     И уезжал товарищ в легковой.
                     И  это  тоже  было  льготно,  что  разрешали  жениться.  В  убогих  колымских  посёлках,
               например под Ягодным, вспоминает Ретц, и женщины были, невыпущенные на материк, а
               МВД запрещало жениться: ведь семейным придётся давать жильё.
                     Но и это было послабление, что не разрешали жениться. А в Северном Казахстане в
               1950–52  годах  иные  комендатуры,  напротив,  чтобы  ссыльного  связать,  ставили
               новоприбывшему условие: в две недели женись или сошлём в глубинку, в пустыню.
                     Любопытно,  что  во  многих  ссыльных  местах  запросто,  не  в  шутку,  пользовались
               лагерным  термином  «общие  работы».  Потому  что  таковы  и  были  они,  как  в  лагере:  те
               неизбежные  надрывные  работы,  губящие  жизнь  и  не  дающие  пропитания.  И  если  как
               вольным полагалось теперь ссыльным работать меньше часов, то двумя часами пути туда (в
               шахту или в лес) да двумя назад подтягивался рабочий день к лагерной норме.
                     Старый рабочий Березовский, в 20–е годы профсоюзный вождь, с 1938 оттянувший 10
               лет ссылки, а в 1949 получивший 10 лет лагерей, при мне умилённо целовал лагерную пайку
               и говорил радостно, что в лагере он не пропадёт, здесь ему хлеб полагается. В ссылке же и с
               деньгами в лавку придёшь, видишь буханку на полке, но нахально в лицо тебе говорят: хлеба
               нет! — и тут же взвешивают хлеб местному. То же и с топливом.
                     Недалеко  от  того  выражался  и  старый  питерский  рабочий  Цивилько  (всё  люди  не
               нежные). Он говорил (1951), что после ссылки чувствует себя в Особом каторжном лагере
               человеком: отработал 12 часов— и иди в зону. А в ссылке любое вольное ничтожество могло
               поручить ему (он работал бухгалтером) бесплатную сверхурочную работу— и вечером, и в
               выходной,  и  любую  работу  сделать  лично  для  того  вольного, —  и  ссыльный  не  смеет
               отказаться, чтоб не выгнали его завтра со службы.
                     Несладка была жизнь ссыльного, ставшего и ссыльным «придурком». Перевезенный в
               Кок–Терек  Джамбульской  области  Митрович  (тут  его  жизнь  так  началась:  отвели  ему  с
               товарищем  ослиный  сарай —  без  окон  и  полный  навоза;  отгребли  они  навоз  от  стенки,
               постлали  полынь,  легли)  получил  должность  зоотехника  райсельхозотдела.  Он  пытался
               честно  служить —  и  сразу  же  стал  противен  вольному  партийному  начальству.  Из
               колхозного стада мелкое районное начальство забирало себе коров–первотёлок, заменяя их
               тёлками, —  и  требовали  от  Митровича  записывать  двухлеток  как  четырёхлеток.  Начав
               пристальный учёт, обнаружил Митрович целые стада, пасомые и обслуживаемые колхозами,
               но не принадлежащие им. Оказывается, эти стада лично принадлежали первому секретарю
               райкома, председателю  райисполкома,  начальнику  финотдела и  начальнику  милиции.  (Так
               ловко вошёл Казахстан в социализм.) «Ты их не записывай!»— велели ему. А он записал. С
               диковинной в зэке–ссыльном жаждой советской законности он ещё осмелился протестовать,
               что председатель исполкома забрал себе из колхоза серую смушку, — и был уволен (и это —
               только начало их войны).
                     Но  и  районный  центр —  ещё  совсем  не  худое  место  для  ссылки.  Настоящие  тяготы
               ссылки начинались там, где нет даже вида свободного посёлка, даже края цивилизации.
                     Тот  же  А.  Цивилько  рассказывает  о  колхозе  «Жана  Турмыс»  («Новая  жизнь»)  в
               Западно–Казахстанской  области,  где  он  был  с  1937  года.  Ещё  до  приезда  ссыльных
               политотдел МТС насторожил и воспитал местных: везут троцкистов, контрреволюционеров.
   786   787   788   789   790   791   792   793   794   795   796