Page 789 - Архипелаг ГУЛаг
P. 789
понимаете, читатель, это смягчение для слова палач). И, не дав семье ничего продать (изба,
корова, овцы, сено, дрова— всё покинуто на растаск), бросили их девятерых с вещичками
малыми в сани — и крепким морозом повезли за 60 километров в город Вятку–Киров. Как
они не помёрзли в дороге — только знает Бог. Полтора месяца их держали на Кировской
пересылке и потом сослали на гончарный заводик под Ухту. Там сестры–девы пошли по
помойкам, сошли сума обе, и обе умерли. Мать же с детьми осталась в живых лишь
помощью (безыдейной, непатриотической, пожалуй, даже антисоветской помощью)
окружающих местных. Подросшие сыновья все потом служили в армии и, как говорится,
были «отличниками боевой и политической подготовки». В 1960 мать вернулась в родное
село — и ни брёвнышка, ни печного кирпича не нашла на месте своей избы.
Такой сюжетик — разве плохо вплетается в ожерелье Великой Отечественной Победы?
Не берут, нетипичен.
А в какое ожерелье вплести, а к какому разряду ссылки отнести ссылку калек
Отечественной войны'? Почти ничего не знаем мы о ней (да и мало кто знает). А освежите в
памяти: сколько этих калек, и не старых ещё, шевелилось на наших базарах около чайных и в
электричках в конце войны? И как–то быстро и незаметно они проредились. Это тоже был
поток, тоже кампания. Их сослали на некий северный остров — за то сослали, что во славу
отечества они дали обезобразить себя на войне, и для того сослали, чтобы представить
здоровой нацию, так победно себя проявившую во всех видах атлетики и играх с мячом. Там,
на неведомом острове, этих неудачливых героев войны содержат, естественно, без права
переписки с большой землёй (редкие письма прорываются, оттуда известно) и, естественно
же, напайке скудном, ибо трудом своим они не могут оправдать изобильного.
Кажется, и сейчас они там доживают.
Великое грязнилище, страна ссылки, между СССР и Архипелагом, включила в себя и
большие города, и малые, и посёлки, и вовсе глушь. Старались ссыльные проситься в города,
верно считалось, что там нашему брату всё–таки легче, особенно с работой. И как–то больше
похоже на обычную жизнь людей.
Едва ли не главной столицею ссыльной стороны, во всяком случае из её жемчужин,
была Караганда. Я повидал её перед концом всеобщей ссылки, в 1955 году (ссыльного, меня
на короткое время отпускала туда комендатура: я там жениться собирался, на ссыльной же).
У въезда в этот голодный тогда город, близ клопяного барака–вокзала, куда не подходили
близко трамваи (чтоб не провалиться в накопанные под землёю штреки), стоял при
трамвайном круге вполне символический кирпичный дом, стена которого была подперта
деревянными искосинами, дабы не рухнула. В центре Нового города насечено было камнем
по каменной стене: «Уголь — это хлеб» (для промышленности). И правда, чёрный печёный
хлеб каждый день продавался здесь в магазинах — ив этом была льгот–ность городской
ссылки. И работа чёрная и не только чёрная всегда была здесь. А в остальном продуктовые
магазины были очень пустоваты. А базарные прилавки — неприступны, с
умо–непостижимыми ценами. Если не три четверти города, то две трети жило тогда без
паспортов и отмечалось в комендатурах; на улице меня то и дело окликали и узнавали
бывшие зэки, особенно экибастузские. И что ж была тут за ссыльная жизнь? На работе
униженное положение и приниженная зарплата, ибо не всякий после катастрофы
ареста–тюрьмы–лагеря найдёт чем доказать образование, а стажа тем более нет. Или так
просто вот, как неграм, не платят вровень с белыми, и всё, можешь не наниматься. И очень
худо с квартирами, жили ссыльные в неотгороженных коридорных углах, в тёмных чуланах,
в сарайчиках— и за всё это лихо платили, всё это было от частника. Уже немолодые
женщины, изжёванные лагерем, с металлическими зубами, мечтали иметь хоть одну
крепдешиновую «выходную» блузку, одни «выходные» туфли.
А ещё в Караганде велики расстояния, многим долго ехать от квартиры до работы.
Трамвай от центра до рабочей окраины скрежетал битый час. В трамвае напротив меня
сидела замученная молодая женщина в грязной юбке, в рваных босоножках. Она держала
ребёнка в очень грязных пелёнках, всё время засыпала, ребёнок из ослабленных рук сползал