Page 436 - Рассказы
P. 436
моей жизни – это та, которую вы знаете: знакомство с такими замечательными людьми, как
вы, и та сила, та мощь, которую вы в меня вдохнули и которая, я чувствую, сыграет
огромную роль в моей жизни!! Последний бокал пью за ваше здоровье и счастье, мои родные
друзья!! Уже поздно. Не пора ли спать? Этого вечера я никогда не забуду!..
Домой шел Куколка, пышно освещенный полной луной. Глаза его, полные слез, были
обращены к небу, и там в неизмеримой роскошной глубине он видел прекрасного Бога,
окруженного сонмом сверкающих серафимов и не чувствовал в этот момент Куколка под
собой земли, потому что, когда наткнулся на уличную проститутку, то даже вопреки своему
обыкновению не извинился.
Глава XIV
куколка входит в моду
Случаются в Петербурге такие воскресные дни, когда воздух делается как-то чище и
светлее, небо ярче и солнце светит, точно праздничная русская девушка в алом сарафане,
идущая в церковь под бурный и радостный колокольный звон, – солнце светит тоже
по-праздничному… Тогда будни уползают, как серые старые змеи, куда-то далеко и на душе
весело, радостно. Тогда музыка городской суеты звучит ленивее и гармоничнее, а золотые
пылинки в дружески теплом луче солнца, протянутом от неплотно задернутой портьеры до
узорчатого ковра над кроватью, пылинки пляшут особенно беззаботно и лихо…
Хоровод этих крошек особенно затанцевал и закружился, когда Куколка потянулся в
своей постели и раскрыл сонные глаза.
Утренний церковный благовест разлился круглыми, тугими, упругими, как литые мячи,
звуками, и несколько таких медных мячиков-звуков запрыгало в Куколкиной комнате,
схватившись за руки с пляшущими золотыми пылинками.
Этот веселый утренний бал окончательно вернул Куколку от сна к жизни.
Он бодро вскочил, накинул халатик, заказал хозяйке кофе с филипповскими
пирожками, принял ванну и, освеженный, особенно благодушный в предвкушении
праздничного дня, важно развернул свежую газету. В отделе литературной хроники было
написано и о нем:
«Входящий в известность писатель В. Шелковников едет в скором времени в Италию
на Капри, где будет работать над задуманным им романом».
Куколка улыбнулся и с дружеским упреком покачал головой:
– Ах, Мотылек, Мотылек! Вечно он что-нибудь выдумает… Впрочем, это он для меня
же. Какой такой роман? И в голове даже не было. А роман хорошо бы написать. Толстый
такой. В трех частях.
Снова гулко и тяжело грянули воскресные колокола; Куколка при этих звуках вдруг
бросил газету и всплеснул руками:
– Боже ты мой! А помолиться-то я и забыл!..
Очевидно, для Куколки это было важное упущение («Пойди-ка потом исправь! Как
исправишь?»), потому что он немедленно же опустился перед образом на колени и вознес к
Богу ряд мелких и крупных молитв, где причудливо смешались воедино прошения и
благодарения за посланное свыше: молился он за мать, за Россию, за Мецената и Мотылька,
за Кузю и Новаковича – его новых, таких преданных друзей; за то, чтобы тираж «Вершин»,
где он секретарствовал, вырос вдвое, благодарил Бога за ниспосланный ему талант, вознес
самую пышную гирлянду лучших отборных молитв за прекрасную, чудную Яблоньку, а
вспомнив, кстати, и о ее знакомом рыжем воре, испросил и для него у Господа Бога мирного
упокоения в селениях праведных.
Чистая душа был этот Куколка, и сердце его возносилось с просьбами ко
Вседержителю с такой же сыновней простотой, с какой мальчишка выпрашивает у матери
лишнюю горсть орехов.
Покончив с религиозными хлопотами и заботами, Куколка бодро нырнул в светские