Page 127 - Белая гвардия
P. 127
— Какая жалость, что вы не дали нам как-нибудь знать. Нужно было бы Ванду
Михайловну послать к нам через черный ход, — говорил Николка, капая со свечи
стеарином.
— Ну, брат, не очень-то, — отозвался Мышлаевский, — когда уже они были в квартире,
это, друг, дело довольно дохлое. Ты думаешь, они не стали бы защищаться? Еще как. Ты
прежде чем в квартиру бы влез, получил бы пулю в живот. Вот и покойничек. Так-то-с. А
вот не пускать, это дело другого рода.
— Угрожали выстрелить через дверь, Виктор Викторович, — задушевно сказал Василиса.
— Никогда бы не выстрелили, — отозвался Мышлаевский, гремя молотком, — ни в коем
случае. Всю бы улицу на себя навлекли.
Позже ночью Карась нежился в квартире Лисовичей, как Людовик XIV. Этому
предшествовал такой разговор:
— Не придут же сегодня, что вы! — говорил Мышлаевский.
— Нет, нет, нет, — вперебой отвечали Ванда и Василиса на лестнице, — мы умоляем,
просим вас или Федора Николаевича, просим!.. Что вам стоит? Ванда Михайловна
чайком вас напоит. Удобно уложим. Очень просим и завтра тоже. Помилуйте, без
мужчины в квартире!
— Я ни за что не засну, — подтвердила Ванда, кутаясь в пуховый платок.
— Коньячок есть у меня — согреемся, — неожиданно залихватски как-то сказал
Василиса.
— Иди, Карась, — сказал Мышлаевский.
Вследствие этого Карась и нежился. Мозги и суп с постным маслом, как и следовало
ожидать, были лишь симптомами той омерзительной болезни скупости, которой
Василиса заразил свою жену. На самом деле в недрах квартиры скрывались сокровища,
и они были известны только одной Ванде. На столе в столовой появилась банка с
маринованными грибами, телятина, вишневое варенье и настоящий, славный коньяк
Шустова с колоколом. Карась потребовал рюмку для Ванды Михайловны и ей налил.
— Не полную, не полную, — кричала Ванда.
Василиса, отчаянно махнув рукой, подчиняясь Карасю, выпил одну рюмку.
— Ты не забывай, Вася, что тебе вредно, — нежно сказала Ванда.
После авторитетного разъяснения Карася, что никому абсолютно не может быть вреден
коньяк и что его дают даже малокровным с молоком, Василиса выпил вторую рюмку, и
щеки его порозовели, и на лбу выступил пот. Карась выпил пять рюмок и пришел в очень
хорошее расположение духа. «Если б ее откормить, она вовсе не так уж дурна», — думал
он, глядя на Ванду.
Затем Карась похвалил расположение квартиры Лисовичей и обсудил план
сигнализации в квартиру Турбиных: один звонок из кухни, другой из передней. Чуть что
— наверх звонок. И, пожалуйста, выйдет открывать Мышлаевский, это будет совсем
другое дело.
Карась очень хвалил квартиру: и уютно, и хорошо меблирована, и один недостаток —
холодно.
Ночью сам Василиса притащил дров и собственноручно затопил печку в гостиной.
Карась, раздевшись, лежал на тахте между двумя великолепнейшими простынями и
чувствовал себя очень уютно и хорошо. Василиса в рубашке, в подтяжках пришел к нему
и присел на кресло со словами:
— Не спится, знаете ли, вы разрешите с вами немного побеседовать?
Печка догорела, Василиса круглый, успокоившийся, сидел в креслах, вздыхал и говорил: