Page 126 - Белая гвардия

черный, другой маленький черный с цепочкой.
— Цепочка, — вздохнула Ванда.

Николка нахмурился и искоса, как птица, посмотрел на Василису. Он потоптался на
месте, потом беспокойно двинулся и проворно отправился к двери. Лариосик поплелся
за ним. Лариосик не достиг еще столовой, когда из Николкиной комнаты долетел звон
стекла и Николкин вопль. Лариосик устремился туда. В Николкиной комнате ярко горел
свет, в открытую форточку несло холодом и зияла огромная дыра, которую Николка
устроил коленями, сорвавшись с отчаяния с подоконника. Николкины глаза блуждали.
— Неужели? — вскричал Лариосик, вздымая руки. — Это настоящее колдовство!

Николка бросился вон из комнаты, проскочил сквозь книжную, через кухню, мимо
ошеломленной Анюты, кричащей: «Никол, Никол, куда ж ты без шапки? Господи, аль
еще что случилось?..» И выскочил через сени во двор. Анюта, крестясь, закинула в сенях
крючок, убежала в кухню и припала к окну, но Николка моментально пропал из глаз.
Он круто свернул влево, сбежал вниз и остановился перед сугробом, запиравшим вход в
ущелье между стенами. Сугроб был совершенно нетронут. «Ничего не понимаю», — в
отчаянии бормотал Николка и храбро кинулся в сугроб. Ему показалось, что он
задохнется. Он долго месил снег, плевался и фыркал, прорвал, наконец, снеговую
преграду и весь белый пролез в дикое ущелье, глянул вверх и увидал: вверху, там, где из
рокового окна его комнаты выпадал свет, черными головками виднелись костыли и их
остренькие густые тени, но коробки не было.
С последней надеждой, что, может быть, петля оборвалась, Николка, поминутно падая
на колени, шарил по битым кирпичам. Коробки не было.

Тут яркий свет осветил вдруг Николкину голову: «А-а», — закричал он и полез дальше к
забору, закрывающему ущелье с улицы. Он дополз и ткнул руками, доски отошли,
глянула широкая дыра на черную улицу. Все понятно… Они отшили доски, ведущие в
ущелье, были здесь и даже, по-о-нимаю, хотели залезть к Василисе через кладовку, но
там решетка на окне.

Николка, весь белый, вошел в кухню молча.

— Господи, дай хоть почищу… — вскричала Анюта.
— Уйди ты от меня, ради бога, — ответил Николка и прошел в комнаты, обтирая
закоченевшие руки об штаны. — Ларион, дай мне по морде, — обратился он к
Лариосику. — Тот заморгал глазами, потом выкатил их и сказал:
— Что ты, Николаша? Зачем же так впадать в отчаяние? — Он робко стал шаркать
руками по спине Николки и рукавом сбивать снег.
— Не говоря о том, что Алеша оторвет мне голову, если, даст бог, поправится, —
продолжал Николка, — но самое главное… най-турсов кольт!.. Лучше б меня убили
самого, ей-богу!.. Это бог наказал меня за то, что я над Василисой издевался. И жаль
Василису, но ты понимаешь, они этим самым револьвером его и отделали. Хотя, впрочем,
его можно и без всяких револьверов обобрать, как липочку… Такой уж человек. — Эх…
Вот какая история. Бери бумагу, Ларион, будем окно заклеивать.

Ночью из ущелья вылезли с гвоздями, топором и молотком Николка, Мышлаевский и
Лариосик. Ущелье было короткими досками забито наглухо. Сам Николка с
остервенением вгонял длинные, толстые гвозди с таким расчетом, чтобы они остриями
вылезли наружу. Еще позже на веранде со свечами ходили, а затем через холодную
кладовую на чердак лезли Николка, Мышлаевский и Лариосик. На чердаке, над
квартирой, со зловещим топотом они лазили всюду, сгибаясь между теплыми трубами,
между бельем, и забили слуховое окно.

Василиса, узнав об экспедиции на чердак, обнаружил живейший интерес и тоже
присоединился и лазил между балками, одобряя все действия Мышлаевского.