Page 123 - Белая гвардия

— Они шевровые, панове, — сказал он, сам не понимая, что говорит.
Волк обернулся к нему, в косых глазах мелькнул горький гнев.

— Молчи, гнида, — сказал он мрачно. — Молчать! — повторил он, внезапно
раздражаясь. — Ты спасибо скажи нам, що мы тебе не расстреляли, як вора и бандита,
за утайку сокровищ. Ты молчи, — продолжал он, наступая на совершенно бледного
Василису и грозно сверкая глазами. — Накопил вещей, нажрал морду, розовый, як
свинья, а ты бачишь, в чем добрые люди ходют? Бачишь? У него ноги мороженые,
рваные, он в окопах за тебя гнил, а ты в квартире сидел, на граммофонах играл. У-у,
матери твоей, — в глазах его мелькнуло желание ударить Василису по уху, он дернул
рукой. Ванда вскрикнула: «Что вы…» Волк не посмел ударить представительного
Василису и только ткнул его кулаком в грудь. Бледный Василиса пошатнулся, чувствуя
острую боль и тоску в груди от удара острого кулака.

«Вот так революция, — подумал он в своей розовой и аккуратной голове, — хорошенькая
революция. Вешать их надо было всех, а теперь поздно…»

— Василько, обувайсь, — ласково обратился волк к гиганту. Тот сел на пружинный
матрас и сбросил опорки. Ботинки не налезали на серые, толстые чулки. — Выдай казаку
носки, — строго обратился волк к Ванде. Та мгновенно присела к нижнему ящику
желтого шкафа и вынула носки. Гигант сбросил серые чулки, показав ступни с
красноватыми пальцами и черными изъединами, и натянул носки. С трудом налезли
ботинки, шнурок на левом с треском лопнул. Восхищенно, по-детски улыбаясь, гигант
затянул обрывки и встал. И тотчас как будто что лопнуло в натянутых отношениях этих
странных пятерых человек, шаг за шагом шедших по квартире. Появилась простота.
Изуродованный, глянув на ботинки на гиганте, вдруг проворно снял Василисины брюки,
висящие на гвоздике, рядом с умывальником. Волк только еще раз подозрительно
оглянулся на Василису, — не скажет ли чего, — но Василиса и Ванда ничего не
говорили, и лица их были совершенно одинаково белые, с громадными глазами. Спальня
стала похожа на уголок магазина готового платья. Изуродованный стоял в одних
полосатых, в клочья изодранных подштанниках и рассматривал на свет брюки.

— Дорогая вещь, шевиот… — гнусаво сказал он, присел в синее кресло и стал
натягивать. Волк сменил грязную гимнастерку на серый пиджак Василисы, причем
вернул Василисе какие-то бумажки со словами: «Якись бумажки, берите, пане, може,
нужные». — Со стола взял стеклянные часы в виде глобуса, в котором жирно и черно
красовались римские цифры.

Волк натянул шинель, и под шинелью было слышно, как ходили и тикали часы.

— Часы нужная вещь. Без часов — як без рук, — говорил изуродованному волк, все более
смягчаясь по отношению к Василисе, — ночью глянуть сколько времени — незаменимая
вещь.

Затем все тронулись и пошли обратно через гостиную в кабинет. Василиса и Ванда
рядом молча шли позади. В кабинете волк, кося глазами, о чем-то задумался, потом
сказал Василисе:
— Вы, пане, дайте нам расписку… (Какая-то дума беспокоила его, он хмурил лоб
гармоникой.)

— Как? — шепнул Василиса.
— Расписку, що вы нам вещи выдалы, — пояснил волк, глядя в землю.

Василиса изменился в лице, его щеки порозовели.
— Но как же… Я же… (Он хотел крикнуть: «Как, я же еще и расписку?!» — но у него не
вышли эти слова, а вышли другие.) вы… вам надлежит расписаться, так сказать…
— Ой, убить тебе треба, як собаку. У-у, кровопийца… Знаю я, что ты думаешь. Знаю. Ты,
як бы твоя власть была, изничтожил бы нас, як насекомых. У-у, вижу я, добром с тобой
не сговоришь. Хлопцы, ставь его к стенке. У, як вдарю…

Он рассердился и нервно притиснул Василису к стене, ухватив его рукой за горло,