Page 41 - Белая гвардия

Успокоительнее всего на Елену действовал укладистый маленький голубоглазый Карась.
Уверенный Карась в рыженьком френче был хладнокровен, курил и щурился.

В передней прощались.
— Ну, да хранит вас господь, — сказала Елена строго и перекрестила Турбина. Также
перекрестила она и Карася и Мышлаевского. Мышлаевский обнял ее, а Карась, туго
перепоясанный по широкой талии шинели, покраснев, нежно поцеловал ее обе руки.

— Господин полковник, — мягко щелкнув шпорами и приложив руку к козырьку, сказал
Карась, — разрешите доложить?

Господин полковник сидел в низеньком зеленоватом будуарном креслице на возвышении
вроде эстрады в правой части магазина за маленьким письменным столиком. Груды
голубоватых картонок с надписью «Мадам Анжу. Дамские шляпы» возвышались за его
спиной, несколько темня свет из пыльного окна, завешенного узористым тюлем.
Господин полковник держал в руке перо и был на самом деле не полковником, а
подполковником в широких золотых погонах, с двумя просветами и тремя звездами, и со
скрещенными золотыми пушечками. Господин полковник был немногим старше самого
Турбина — было ему лет тридцать, самое большое тридцать два. Его лицо, выкормленное
и гладко выбритое, украшалось черными, подстриженными по-американски усиками. В
высшей степени живые и смышленые глаза смотрели явно устало, но внимательно.

Вокруг полковника царил хаос мироздания. В двух шагах от него в маленькой черной
печечке трещал огонь, с узловатых черных труб, тянущихся за перегородку и
пропадавших там в глубине магазина, изредка капала черная жижа. Пол, как на эстраде,
так и в остальной части магазина переходивший в какие-то углубления, был усеян
обрывками бумаги и красными и зелеными лоскутками материи. На высоте, над самой
головой полковника трещала, как беспокойная птица, пишущая машинка, и когда
Турбин поднял голову, увидал, что пела она за перилами, висящими под самым потолком
магазина. За этими перилами торчали чьи-то ноги и зад в синих рейтузах, а головы не
было, потому что ее срезал потолок. Вторая машинка стрекотала в левой части
магазина, в неизвестной яме, из которой виднелись яркие погоны
вольноопределяющегося и белая голова, но не было ни рук, ни ног.
Много лиц мелькало вокруг полковника, мелькали золотые пушечные погоны,
громоздился желтый ящик с телефонными трубками и проволоками, а рядом с
картонками грудами лежали, похожие на банки с консервами, ручные бомбы с
деревянными рукоятками и несколько кругов пулеметных лент. Ножная швейная
машина стояла под левым локтем г-на полковника, а у правой ноги высовывал свое
рыльце пулемет. В глубине и полутьме, за занавесом на блестящем пруте, чей-то голос
надрывался, очевидно, в телефон: «Да… да… говорю. Говорю: да, да. Да, я говорю».
Бррынь-ынь… — проделал звоночек… Пи-у, — спела мягкая птичка где-то в яме, и оттуда
молодой басок забормотал:

— Дивизион… слушаю… да… да.
— Я слушаю вас, — сказал полковник Карасю.
— Разрешите представить вам, господин полковник, поручика Виктора Мышлаевского и
доктора Турбина. Поручик Мышлаевский находится сейчас во второй пехотной дружине,
в качестве рядового, и желал бы перевестись во вверенный вам дивизион по
специальности. Доктор Турбин просит о назначении его в качестве врача дивизиона.
Проговорив все это, Карась отнял руку от козырька, а Мышлаевский козырнул. «Черт…
надо будет форму скорее одеть», — досадливо подумал Турбин, чувствуя себя неприятно
без шапки, в качестве какого-то оболтуса в черном пальто с барашковым воротником.
Глаза полковника бегло скользнули по доктору и переехали на шинель и лицо
Мышлаевского.
— Так, — сказал он, — это даже хорошо. Вы где, поручик, служили?

— В тяжелом дивизионе, господин полковник, — ответил Мышлаевский, указывая таким