Page 65 - Белая гвардия

известно.
Взяв в квартале расстояния от «Розы» извозчика, штатский Щеткин уехал в Липки,
прибыл в тесную, хорошо обставленную квартиру с мебелью, позвонил, поцеловался с
полной золотистой блондинкой и ушел с нею в затаенную спальню. Прошептав прямо в
округлившиеся от ужаса глаза блондинки слова:
— Все кончено! О, как я измучен… — полковник Щеткин удалился в альков и там уснул
после чашки черного кофе, изготовленного руками золотистой блондинки.

Ничего этого не знали юнкера первой дружины. А жаль! Если бы знали, то, может быть,
осенило бы их вдохновение, и, вместо того чтобы вертеться под шрапнельным небом у
Поста-Волынского, отправились бы они в уютную квартиру в Липках, извлекли бы оттуда
сонного полковника Щеткина и, выведя, повесили бы его на фонаре, как раз напротив
квартирки с золотистою особой.

Хорошо бы было это сделать, но они не сделали, потому что ничего не знали и не
понимали.

Да и никто ничего не понимал в Городе, и в будущем, вероятно, не скоро поймут. В
самом деле: в Городе железные, хотя, правда, уже немножко подточенные немцы, в
Городе усостриженный тонкий Лиса Патрикеевна гетман (о ранении в шею
таинственного майора фон Шратта знали утром очень немногие), в Городе его
сиятельство князь Белоруков, в Городе генерал Картузов, формирующий дружины для
защиты матери городов русских, в Городе как-никак и звенят и поют телефоны штабов
(никто еще не знал, что они с утра уже начали разбегаться), в Городе густопогонно. В
Городе ярость при слове «Петлюра», и еще в сегодняшнем же номере газеты «Вести»
смеются над ним блудливые петербургские журналисты, в Городе ходят кадеты, а там, у
Караваевских дач, уже свищет соловьем разноцветная шлычная конница и заходят с
левого фланга на правый облегченною рысью лихие гайдамаки. Если они свищут в пяти
верстах, то спрашивается, на что надеется гетман? Ведь по его душу свищут! Ох,
свищут… Может быть, немцы за него заступятся? Но тогда почему же тумбы-немцы
равнодушно улыбаются в свои стриженые немцевы усы на станции Фастов, когда мимо
них эшелон за эшелоном к Городу проходят петлюрины части? Может быть, с Петлюрой
соглашение, чтобы мирно впустить его в Город? Но тогда какого черта белые
офицерские пушки стреляют в Петлюру?
Нет, никто не поймет, что происходило в Городе днем четырнадцатого декабря.

Звенели штабные телефоны, но, правда, все реже, и реже, и реже…
Реже!

Реже!
Дрррр!..

— Тиу…
— Что у вас делается?

— Тиу…
— Пошлите патроны полковнику…

— Степанову…
— Иванову.

— Антонову!

— Стратонову!..