Page 72 - Белая гвардия
P. 72

На странице тринадцатой раскрыл бедный больной книгу и увидал знакомые строки:



                Ив.Русаков
                БОГОВО ЛОГОВО

                Раскинут в небеДымный лог.Как зверь, сосущий лапу,Великий сущий папаМедведь
                мохнатыйБог.В берлогеЛогеБейте бога.Звук алыйБеговой битвыВстречаю матерной
                молитвой.
                — Ах-а-ах, — стиснув зубы, болезненно застонал больной. — Ах, — повторил он в
                неизбывной муке.
                Он с искаженным лицом вдруг плюнул на страницу со стихотворением и бросил книгу на
                пол, потом опустился на колени и, крестясь мелкими дрожащими крестами, кланяясь и
                касаясь холодным лбом пыльного паркета, стал молиться, возводя глаза к черному
                безотрадному окну:

                — Господи, прости меня и помилуй за то, что я написал эти гнусные слова. Но зачем же
                ты так жесток? Зачем? Я знаю, что ты меня наказал. О, как страшно ты меня наказал!
                Посмотри, пожалуйста, на мою кожу. Клянусь тебе всем святым, всем дорогим на свете,
                памятью мамы-покойницы — я достаточно наказан. Я верю в тебя! Верю душой, телом,
                каждой нитью мозга. Верю и прибегаю только к тебе, потому что нигде на свете нет
                никого, кто бы мог мне помочь. У меня нет надежды ни на кого, кроме как на тебя.
                Прости меня и сделай так, чтобы лекарства мне помогли! Прости меня, что я решил,
                будто бы тебя нет: если бы тебя не было, я был бы сейчас жалкой паршивой собакой без
                надежды. Но я человек и силен только потому, что ты существуешь, и во всякую минуту
                я могу обратиться к тебе с мольбой о помощи. И я верю, что ты услышишь мои мольбы,
                простишь меня и вылечишь. Излечи меня, о господи, забудь о той гнусности, которую я
                написал в припадке безумия, пьяный, под кокаином. Не дай мне сгнить, и я клянусь, что
                я вновь стану человеком. Укрепи мои силы, избавь меня от кокаина, избавь от слабости
                духа и избавь меня от Михаила Семеновича Шполянского!

                Свеча наплывала, в комнате холодело, под утро кожа больного покрылась мелкими
                пупырышками, и на душе у больного значительно полегчало.




                Михаил же Семенович Шполянский провел остаток ночи на Малой-Провальной улице в
                большой комнате с низким потолком и старым портретом, на котором тускло глядели,
                тронутые временем, эполеты сороковых годов. Михаил Семенович без пиджака, в одной
                белой зефирной сорочке, поверх которой красовался черный с большим вырезом жилет,
                сидел на узенькой козетке и говорил женщине с бледным и матовым лицом такие слова:

                — Ну, Юлия, я окончательно решил и поступаю к этой сволочи — гетману в броневой
                дивизион.
                После этого женщина, кутающаяся в серый пуховый платок, истерзанная полчаса тому
                назад и смятая поцелуями страстного Онегина, ответила так:
                — Я очень жалею, что никогда я не понимала и не могу понимать твоих планов.

                Михаил Семенович взял со столика перед козеткой стянутую в талии рюмочку
                душистого коньяку, хлебнул и молвил:

                — И не нужно.



                Через два дня после этого разговора Михаил Семеныч преобразился. Вместо цилиндра
                на нем оказалась фуражка блином, с офицерской кокардой, вместо штатского платья —
                короткий полушубок до колен и на нем смятые защитные погоны. Руки в перчатках с
                раструбами, как у Марселя в «Гугенотах», ноги в гетрах. Весь Михаил Семенович с ног
                до головы был вымазан в машинном масле (даже лицо) и почему-то в саже. Один раз, и
   67   68   69   70   71   72   73   74   75   76   77