Page 77 - Белая гвардия

Дверь открылась, и вошел похожий на бесхвостого хорька капитан — помощник
начальника снабжения. Он выразительно посмотрел на багровые генеральские складки
над воротничком и молвил:
— Разрешите доложить, господин генерал.

— Вот что, Владимир Федорович, — перебил генерал, задыхаясь и тоскливо блуждая
глазами, — я почувствовал себя плохо… прилив… хем… я сейчас поеду домой, а вы
будьте добры без меня здесь распорядитесь.

— Слушаю, — любопытно глядя, ответил хорек, — как же прикажете быть? Запрашивают
из четвертой дружины и из конно-горной валенки. Вы изволили распорядиться двести
пар?
— Да. Да! — пронзительно ответил генерал. — Да, я распорядился! Я! Сам! Изволил! У
них исключение! Они сейчас выходят. Да. На позиции. Да!!

Любопытные огоньки заиграли в глазах хорька.

— Четыреста пар всего…
— Что ж я сделаю? Что? — сипло вскричал генерал, рожу я, что ли?! Рожу валенки?
Рожу? Если будут запрашивать — дайте — дайте — дайте!!
Через пять минут на извозчике генерала Макушина отвезли домой.

В ночь с тринадцатого на четырнадцатое мертвые казармы в Брест-Литовском переулке
ожили. В громадном заслякощенном зале загорелась электрическая лампа на стене
между окнами (юнкера днем висели на фонарях и столбах, протягивая какие-то
проволоки). Полтораста винтовок стояли в козлах, и на грязных нарах вповалку спали
юнкера. Най-Турс сидел у деревянного колченогого стола, заваленного краюхами хлеба,
котелками с остатками простывшей жижи, подсумками и обоймами, разложив пестрый
план Города. Маленькая кухонная лампочка отбрасывала пучок света на разрисованную
бумагу, и Днепр был виден на ней разветвленным, сухим и синим деревом.
Около двух часов ночи сон стал морить Ная. Он шмыгал носом, клонился несколько раз
к плану, как будто что-то хотел разглядеть в нем. Наконец негромко крикнул:

— Юнкег?!

— Я, господин полковник, — отозвалось у двери, и юнкер, шурша валенками, подошел к
лампе.
— Я сейчас лягу, — сказал Най, — а вы меня газбудите чегез тги часа. Если будет
телефоног'амма, газбудите пгапогщика Жагова, и в зависимости от ее содегжания он
будет меня будить или нет.

Никакой телефонограммы не было… Вообще в эту ночь штаб не беспокоил отряд Ная.
Вышел отряд на рассвете с тремя пулеметами и тремя двуколками, растянулся по
дороге. Окраинные домишки словно вымерли. Но, когда отряд вышел на
Политехническую широчайшую улицу, на ней застал движение. В раненьких сумерках
мелькали, погромыхивая, фуры, брели серые отдельные папахи. Все это направлялось
назад в Город и часть Ная обходило с некоторой пугливостью. Медленно и верно
рассветало, и над садами казенных дач над утоптанным и выбитым шоссе вставал и
расходился туман.

С этого рассвета до трех часов дня Най находился на Политехнической стреле, потому
что днем все-таки приехал юнкер из его связи на четвертой двуколке и привез ему
записку карандашом из штаба.
«Охранять Политехническое шоссе и, в случае появления неприятеля, принять бой».
Этого неприятеля Най-Турс увидел впервые в три часа дня, когда на левой руке, вдали,
на заснеженном плацу военного ведомства показались многочисленные всадники. Это и