Page 145 - Чевенгур
P. 145

— Они — безотцовщина, — объяснил Прокофий. — Они нигде не жили, они бредут.
                     — Куда бредут? — с уважением спросил Чепурный: ко всему неизвестному и опасному
               он питал достойное чувство. — Куда бредут? Может, их окоротить надо?
                     Прокофий удивился такому бессознательному вопросу:
                     — Как куда бредут? Ясно — в коммунизм, у нас им полный окорот.
                     — Тогда  иди  и  кличь  их  скорее  сюда!  Город,  мол,  ваш  и  прибран  по-хозяйски,  а  у
               плетня стоит авангард и желает пролетариату счастья и  —  этого… скажи: всего мира, все
               равно он ихний.
                     — А если они от мира откажутся? — заранее спросил Прокофий. — Может, им одного
               Чевенгура пока вполне достаточно…
                     — А мир тогда кому? — запутался в теории Чепурный.
                     — А мир нам, как базу.
                     — Сволочь ты: так мы же авангард — мы ихние, а они — не наши… Авангард ведь не
               человек, он мертвая защита на живом теле: пролетариат — вот кто тебе человек! Иди скорее,
               полугад!
                     Прокофий  сумел  быстро  организовать  на  кургане  имевшихся  там  пролетариев  и
               прочих.  Людей  на  кургане  оказалось много, больше,  чем видел  Чепурный, —  человек  сто
               или  двести,  и  все  разные  на  вид,  хотя  по  необходимости  одинаковые  —  сплошной
               пролетариат.
                     Люди  начали  сходить  с  голого  кургана  на  Чевенгур.  Чепурный  всегда  с
               трогательностью  чувствовал  пролетариат  и  знал,  что он  есть  на  свете  и  виде  неутомимой
               дружной силы, помогающей солнцу кормить кадры буржуазии, потому что солнца хватает
               только  для  сытости,  но  не  для  жадности;  он  догадывался,  что  тот  шум  в  пустом  месте,
               который  раздавался  в  ушах  Чепурного  на  степных  ночлегах,  есть  гул  угнетенного  труда
               мирового рабочего класса, день и ночь движущегося вперед на добычу пищи, имущества и
               покоя  для  своих  личных  врагов,  размножающихся  от  трудовых  пролетарских  веществ;
               Чепурный благодаря Прокофию имел в себе убедительную теорию о трудящихся, которые
               есть  звери  в  отношении  неорганизованной  природы  и  герои  будущего;  но  сам  для  себя
               Чепурный  открыл  одну  успокоительную  тайну,  что  пролетариат  не  любуется  видом
               природы, а уничтожает ее посредством труда,
                     — это буржуазия живет для природы: и размножается, — а рабочий человек живет для
               товарищей: и делает революцию. Неизвестно одно  —  нужен ли труд при социализме, или
               для  пропитания  достаточно  одного  природного  самотека?  Здесь  Чепурный  больше
               соглашался с Прокофием, с тем, что солнечная система самостоятельно будет  давать силу
               жизни  коммунизму,  лишь  бы  отсутствовал  капитализм,  всякая  же  работа  и  усердие
               изобретены  эксплуататорами,  чтобы  сверх  солнечных  продуктов  им  оставалась
               ненормальная прибавка.
                     Чепурный ожидал в Чевенгур сплоченных героев будущего, а увидел людей, идущих не
               поступью,  а  своим  шагом,  увидел  нигде  не  встречавшихся  ему  товарищей  —  людей  без
               выдающейся  классовой  наружности  и  без  революционного  достоинства, —  это  были
               какие-то  безымянные  прочие,  живущие  без  всякого  значения,  без  гордости  и  отдельно  от
               приближающегося всемирного торжества; даже возраст прочих был неуловим — одно было
               видно,  что  они  —  бедные,  имеющие  лишь  непроизвольно  выросшее  тело  и  чужие  всем;
               оттого прочие шли тесным отрядом и глядели больше друг на друга, чем на Чевенгур и на
               его партийный авангард.
                     Один прочий поймал муху на голой спине переднего старика, а затем погладил спину
               старика,  чтобы  не осталось  царапины  или  следа  прикосновения, и  с  жестокостью  убил  ее
               оземь, — и Чепурный смутно изменился в своем удивленном чувстве к прочим. Быть может,
               они,  эти  пролетарии  и  прочие,  служили  друг  для  друга  единственным  имуществом  и
               достоянием  жизни,  вот  почему  они  так  бережно  глядели  один  на  другого,  плохо  замечая
               Чевенгур и тщательно охраняя товарищей от мух, как буржуазия хранила собственные дома
               и скотину.
   140   141   142   143   144   145   146   147   148   149   150