Page 12 - Доктор Живаго

5

— Жизненным нервом проблемы пауперизма, — читал Николай Николаевич по
исправленной рукописи.
— Я думаю, лучше сказать — существом, — говорил Иван Иванович и вносил в
корректуру требующееся исправление.
Они занимались в полутьме стеклянной террасы. Глаз различал валявшиеся в
беспорядке лейки и садовые инструменты. На спинку поломанного стула был наброшен
дождевой плащ. В углу стояли болотные сапоги с присохшей грязью и отвисающими до полу
голенищами.
— Между тем статистика смертей и рождений показывает, — диктовал Николай
Николаевич.
— Надо вставить, за отчетный год, — говорил Иван Иванович и записывал.
Террасу слегка проскваживало. На листах брошюры лежали куски гранита, чтобы они
не разлетелись.
Когда они кончили, Николай Николаевич заторопился домой.
— Гроза надвигается. Надо собираться.
— И не думайте. Не пущу. Сейчас будем чай пить.
— Мне к вечеру надо обязательно в город.
— Ничего не поможет. Слышать не хочу.
Из палисадника тянуло самоварной гарью, заглушавшей запах табака и гелиотропа.
Туда проносили из флигеля каймак, ягоды и ватрушки. Вдруг пришло сведенье, что Павел
отправился купаться и повел купать на реку лошадей. Николаю Николаевичу пришлось
покориться.
— Пойдемте на обрыв, посидим на лавочке, пока накроют к чаю, — предложил Иван
Иванович.
Иван Иванович на правах приятельства занимал у богача Кологривова две комнаты во
флигеле управляющего. Этот домик с примыкающим к нему палисадником находился в
черной, запущенной части парка со старой полукруглою аллеей въезда. Аллея густо заросла
травою. По ней теперь не было движения, и только возили землю и строительный мусор в
овраг, служивший местом сухих свалок. Человек передовых взглядов и миллионер,
сочувствовавший революции, сам Кологривов с женою находился в настоящее время за
границей. В имении жили только его дочери Надя и Липа с воспитательницей и небольшим
штатом прислуги.
Ото всего парка с его прудами, лужайками и барским домом садик управляющего был
отгорожен густой живой изгородью из черной калины. Иван Иванович и Николай
Николаевич обходили эту заросль снаружи, и по мере того как они шли, перед ними
равными стайками на равных промежутках вылетали воробьи, которыми кишела калина. Это
наполняло её ровным шумом, точно перед Иваном Ивановичем и Николаем Николаевичем
вдоль изгороди текла вода по трубе.
Они прошли мимо оранжереи, квартиры садовника и каменных развалин неизвестного
назначения. У них зашел разговор о новых молодых силах в науке и литературе.
— Попадаются люди с талантом, — говорил Николай Николаевич. — Но сейчас очень
в ходу разные кружки и объединения. Всякая стадность — прибежище неодаренности, все
равно верность ли это Соловьеву, или Канту, или Марксу. Истину ищут только одиночки и
порывают со всеми, кто любит её недостаточно. Есть ли что-нибудь на свете, что
заслуживало бы верности? Таких вещей очень мало. Я думаю, надо быть верным
бессмертию, этому другому имени жизни, немного усиленному.
Надо сохранять верность бессмертию, надо быть верным Христу!
Ах, вы морщитесь, несчастный. Опять вы ничегошеньки не поняли.
— Мда, — мычал Иван Иванович, тонкий белокурый вьюн с ехидною бородкой,
делавшей его похожим на американца времен Линкольна (он поминутно захватывал её в