Page 150 - Доктор Живаго

Здешние люди знали друг друга ближе, чем столичные. Хотя железнодорожная зона
Юрятин-Развилье была очищена от посторонних и оцеплена красными войсками, местные
пригородные пассажиры непонятным образом проникали на пути, «просачивались», как
сейчас бы сказали. Они уже набились в вагон, ими полны были дверные пролеты теплушек,
они ходили по путям вдоль поезда и стояли на насыпи у входов в свои вагоны.
Эти люди были поголовно между собою знакомы, переговаривались издали,
здоровались, поровнявшись друг с другом. Они немного иначе одевались и разговаривали,
чем в столицах, ели не одно и то же, имели другие привычки.
Занимательно было узнать, чем они жили, какими нравственными и материальными
запасами питались, как боролись с трудностями, как обходили законы?
Ответ не замедлил явиться в самой живой форме.

2

В сопровождении часового, тащившего ружье по земле и подпиравшегося им, как
посохом, доктор возвращался к своему поезду.
Парило. Солнце раскаляло рельсы и крыши вагонов. Черная от нефти земля горела
желтым отливом, как позолотой.
Часовой бороздил прикладом пыль, оставляя на песке след за собой. Ружье со стуком
задевало за шпалы. Часовой говорил:
— Установилась погода. Яровые сеять, овес, белотурку или, скажем, просо, самое
золотое время. А гречиху рано. Гречиху у нас на Акулину сеют. Моршанские мы,
Тамбовской губернии, нездешние, Эх, товарищ доктор! Кабы сейчас не эта гидра
гражданская, моровая контра, нешто я стал бы в такую пору на чужой стороне пропадать?
Черной кошкой классовою она промеж нас пробежала, и вишь, что делает!

3

— Спасибо. Я сам, — отказывался Юрий Андреевич от предложенной помощи. Из
теплушки нагибались, протягивали ему руки, чтобы подсадить. Он подтянулся, прыжком
поднялся в вагон, стал на ноги и обнялся с женою.
— Наконец-то. Ну слава, слава Богу, что все так кончилось, — твердила Антонина
Александровна. — Впрочем, этот счастливый исход для нас не новость.
— Как не новость?
— Мы всё знали.
— Откуда?
— Часовые доносили. А то разве вынесли бы мы неизвестность? Мы и так с папой чуть
с ума не сошли. Вон спит, не добудишься. Как сноп повалился от перенесенного
волнения, — не растолкать. Есть новые пассажиры. Сейчас я тебя кое с кем познакомлю. Но
вперед послушай, что кругом говорят. Весь вагон поздравляет тебя со счастливым
избавлением. — Вот он у меня какой! — неожиданно переменила она разговор, повернула
голову — и через плечо представила мужа одному из вновь насевших пассажиров
сдавленному соседями, сзади, в глубине теплушки.
— Самдевятов, — послышалось оттуда, над скоплением чужих голов поднялась мягкая
шляпа и назвавшийся стал протискиваться через гущу сдавивших его тел к доктору.
«Самдевятов», — размышлял Юрий Андреевич тем временем. — «Я думал, что-то
старорусское, былинное, окладистая борода, поддевка, ремешок наборный. А это общество
любителей художеств какое-то, кудри с проседью, усы, эспаньолка».
— Ну что, задал вам страху Стрельников? Сознайтесь.
— Нет, отчего же? Разговор был серьезный. Во всяком случае человек сильный,
значительный.
— Еще бы. Имею представление об этой личности. Не наш уроженец. Ваш,