Page 148 - Доктор Живаго

приговоры в исполнение, быстро, сурово, бестрепетно.
Разъездами его поезда был положен предел повальному дезертирству в крае. Ревизия
рекрутирующих организаций все изменила. Набор в Красную армию пошел успешно.
Приемочные комиссии заработали лихорадочно.
Наконец, в последнее время, когда белые стали наседать с севера и положение было
признано угрожающим, на Стрельникова возложили новые задачи, непосредственно
военные, стратегические и оперативные. Результаты его вмешательства не замедлили
сказаться.
Стрельников знал, что молва дала ему прозвище Расстрельникова. Он спокойно
перешагнул через это, он ничего не боялся.
Он был родом из Москвы и был сыном рабочего, принимавшего в девятьсот пятом году
участие в революции и за это пострадавшего. Сам он остался в эти годы в стороне от
революционного движения по причине малолетства, а в последующие годы, когда он учился
в университете, вследствие того, что молодые люди из бедной среды, попадая в высшую
школу, дорожат ею больше и занимаются прилежнее, чем дети богатых. Брожение
обеспеченного студенчества его не затронуло.
Из университета он вышел с огромными познаниями. Свое историко-филологическое
образование он собственными силами пополнил математическим.
По закону он не обязан был идти в армию, но пошел на войну добровольцем, в чине
прапорщика взят был в плен и бежал в конце семнадцатого года на родину, узнав, что в
России революция.
Две черты, две страсти отличали его.
Он мыслил незаурядно ясно и правильно. И он в редкой степени владел даром
нравственной чистоты и справедливости, он чувствовал горячо и благородно.
Но для деятельности ученого, пролагающего новые пути, его уму недоставало дара
нечаянности, силы, непредвиденными открытиями нарушающей бесплодную стройность
пустого предвидения.
А для того чтобы делать добро, его принципиальности недоставало беспринципности
сердца, которое не знает общих случаев, а только частные, и которое велико тем, что делает
малое.
Стрельников с малых лет стремился к самому высокому и светлому. Он считал жизнь
огромным ристалищем, на котором, честно соблюдая правила, люди состязаются в
достижении совершенства.
Когда оказалось, что это не так, ему не пришло в голову, что он не прав, упрощая
миропорядок. Надолго загнав обиду внутрь, он стал лелеять мысль стать когда-нибудь
судьей между жизнью и коверкающими её темными началами, выйти на её защиту и
отомстить за нее.
Разочарование ожесточило его. Революция его вооружила.

31

— Живаго, Живаго, — продолжал повторять Стрельников у себя в вагоне, куда они
перешли. — Что-то купеческое. Или дворянское. Ну да: доктор из Москвы. В Варыкино.
Страшно. Из Москвы и вдруг в такой медвежий угол.
— Именно с этой целью. В поисках тишины. В глушь, в неизвестность.
— Скажите, какая поэзия. Варыкино? Здешние места мне знакомы. Бывшие
Крюгеровские заводы. Часом не родственнички?
Наследники?
— К чему этот насмешливый тон? Причем тут «наследники»?
Хотя жена действительно…
— Ага, вот видите. По белым стосковались? Разочарую.
Опоздали. Округ очищен.