Page 236 - Доктор Живаго

душонка, стоящая за тьму и порабощение человека. Слышала ты когда-нибудь имя Николая
Веденяпина?
— Ну конечно. До знакомства с тобой, и потом, по частым твоим рассказам. О нем
часто упоминает Симочка Тунцева. Она его последовательница. Но книг его, к стыду своему,
я не читала. Я не люблю сочинений, посвященных целиком философии.
По-моему философия должна быть скупою приправой к искусству и жизни. Заниматься
ею одною так же странно, как есть один хрен.
Впрочем, прости, своими глупостями я отвлекла тебя.
— Нет, напротив. Я согласен с тобою. Это очень близкий мне образ мыслей. Да, так о
дяде. Может быть, я действительно испорчен его влиянием. Но ведь сами они в один голос
кричат: гениальный диагност, гениальный диагност. И правда, я редко ошибаюсь в
определении болезни. Но ведь это и есть ненавистная им интуиция, которой якобы я грешу,
цельное, разом охватывающее картину познание.
Я помешан на вопросе о мимикрии, внешнем приспособлении организмов к окраске
окружающей среды. Тут в этом цветовом подлаживании скрыт удивительный переход
внутреннего во внешнее.
Я осмелился коснуться этого на лекциях. И пошло! «Идеализм, мистика.
Натурфилософия Гёте, неошеллингианство».
Надо уходить. Из губздрава и института я уволюсь по собственному прошению, а в
больнице постараюсь продержаться, пока меня не выгонят. Я не хочу пугать тебя, но
временами у меня ощущение, будто не сегодня-завтра меня арестуют.
— Сохрани Бог, Юрочка. До этого, по счастью, еще далеко.
Но ты прав. Не мешает быть осторожнее. Насколько я заметила, каждое водворение
этой молодой власти проходит через несколько этапов. В начале это торжество разума,
критический дух, борьба с предрассудками.
Пока наступает второй период. Получают перевес темные силы «примазавшихся»,
притворносочувствующих. Растут подозрительность, доносы, интриги, ненавистничество. И
ты прав, мы находимся в начале второй фазы.
За примером далеко ходить не приходится. Сюда в коллегию ревтрибунала перевели из
Ходатского двух старых политкаторжан, из рабочих, некоего Тиверзина и Антипова.
Оба великолепно меня знают, а один даже просто отец мужа, свекор мой. Но
собственно только с перевода их, совсем недавно, я стала дрожать за свою и Катенькину
жизнь. От них всего можно ждать. Антипов недолюбливает меня. С них станется, что в один
прекрасный день они меня и даже Пашу уничтожат во имя высшей революционной
справедливости.
Продолжение этого разговора состоялось довольно скоро. К этому времени произведен
был ночной обыск в доме номер сорок восемь по Малой Буяновке, рядом с амбулаторией, у
вдовы Гореглядовой. В доме нашли склад оружия и раскрыли контрреволюционную
организацию. Было арестовано много людей в городе, обыски и аресты продолжались. По
этому поводу перешептывались, что часть подозреваемых ушла за реку.
Высказывались такие соображения: «А что это им поможет? Река реке рознь. Бывают,
надо сказать, реки. В Благовещенске на Амуре, например, на одном берегу советская власть,
на другом — Китай. Прыгнул в воду, переплыл, и адью, поминай как звали.
Вот это, можно сказать, река. Совсем другой разговор».
— Атмосфера сгущается, — говорила Лара. — Время нашей безопасности миновало.
Нас несомненно арестуют, тебя и меня.
Что тогда будет с Катенькой? Я мать. Я должна предупредить несчастье и что-то
придумать. У меня должно быть готово решение на этот счет. Я лишаюсь рассудка при этой
мысли.
— Давай подумаем. Чем тут можно помочь? В силах ли мы предотвратить этот удар?
Это ведь вещь роковая.
— Бежать нельзя и некуда. Но можно отступить куда-нибудь в тень, на второй план.