Page 232 - Доктор Живаго

Мы часто бывали вместе.
— Отчего ты покраснела?
— От звука «Комаровский» в твоих устах. От непривычности и неожиданности.
— Вместе со мною был мой товарищ, гимназист одноклассник.
Вот что тогда же в номерах он мне сообщил. Он узнал в Комаровском человека,
которого он раз видел случайно, при непредвиденных обстоятельствах. Однажды в дороге
этот мальчик, гимназист Михаил Гордон, был очевидцем самоубийства моего отца, —
миллионера промышленника. Миша ехал в одном поезде с ним. Отец бросился на ходу с
поезда в намерении покончить с собой и разбился. Отца сопровождал Комаровский, его
юрисконсульт. Комаровский спаивал отца, запутал его дела и, доведя его до банкротства,
толкнул на путь гибели. Он виновник его самоубийства и того, что я остался сиротой.
— Не может быть! Какая знаменательная подробность! Неужели правда! Так он был и
твоим злым гением? Как это роднит нас!
Просто предопределение какое-то!
— Вот к кому я тебя ревную безумно, непоправимо.
— Что ты? Ведь я не только не люблю его. Я его презираю.
— Так ли хорошо ты всю себя знаешь? Человеческая, в особенности женская природа
так темна и противоречива!
Каким-то уголком своего отвращения ты, может быть, в большем подчинении у него,
чем у кого бы то ни было другого, кого ты любишь по доброй воле, без принуждения.
— Как страшно то, что ты сказал. И, по обыкновению, сказал так метко, что эта
противоестественность кажется мне правдой.
Но тогда как это ужасно!
— Успокойся. Не слушай меня. Я хотел сказать, что ревную тебя к темному,
бессознательному, к тому, о чем немыслимы объяснения, о чем нельзя догадаться. Я ревную
тебя к предметам твоего туалета, к каплям пота на твоей коже, к носящимся в воздухе
заразным болезням, которые могут пристать к тебе и отравить твою кровь. И как к такому
заражению я ревную тебя к Комаровскому, который отымет тебя когда-нибудь, как
когда-нибудь нас разлучит моя или твоя смерть. Я знаю, тебе это должно казаться
нагромождением неясностей. Я не могу сказать это стройнее и понятнее. Я без ума, без
памяти, без конца люблю тебя.

13

Расскажи мне побольше о муже. «Мы в книге рока на одной строке», — как говорит
Шекспир.
— Откуда это?
— Из «Ромео и Джульетты».
— Я много говорила тебе о нем в Мелюзееве, когда разыскивала его. И потом тут, в
Юрятине, в наши первые встречи с тобою, когда с твоих слов узнала, что он хотел арестовать
тебя в своем вагоне. Я по-моему рассказывала тебе, а может быть и нет, и мне только так
кажется, что я его однажды видела издали, когда он садился в машину. Но можешь себе
представить, как его охраняли? Я нашла, что он почти не изменился. То же красивое,
честное, решительное лицо, самое честное изо всех лиц, виденных мною на свете. Ни тени
рисовки, мужественный характер, полное отсутствие позы. Так всегда было и так осталось. И
все же одну перемену я отметила, и она встревожила меня.
Точно что-то отвлеченное вошло в этот облик и обесцветило его. Живое человеческое
лицо стало олицетворением, принципом, изображением идеи. У меня сердце сжалось при
этом наблюдении.
Я поняла, что это следствие тех сил, в руки которых он себя отдал, сил возвышенных,
но мертвящих и безжалостных, которые и его когда-нибудь не пощадят. Мне показалось, что
он отмеченный, и что это перст обречения. Но может быть, я путаюсь. Может быть, в меня