Page 237 - Доктор Живаго
P. 237

Например, уехать в Варыкино. Я подумываю о Варыкинском доме. Это порядочная даль и
               там все заброшено.
                     Но там мы никому не мозолили бы глаз, как тут. Приближается зима. Я взяла бы на
               себя труд перезимовать там. Пока бы до нас добрались, мы отвоевали бы год  жизни, а это
               выигрыш.
                     Поддерживать сношения с городом помог бы Самдевятов. Может быть, согласился бы
               прятать нас. А? Что ты скажешь? Правда, там теперь ни души, жуть, пустота. По крайней
               мере, так было в марте, когда я ездила туда. И, говорят, волки. Страшно. Но люди, особенно
               люди вроде Антипова или Тиверзина, теперь страшнее волков.
                     — Я  не  знаю,  что  сказать  тебе.  Ведь  ты  сама  меня  все  время  гонишь  в  Москву,
               убеждаешь  не  откладывать  поездки.  Сейчас  это  стало  легче.  Я  справлялся  на  вокзале.  На
               мешочничество,  видимо,  махнули  рукой.  Не  всех  зайцев,  видимо,  снимают  с  маршрутов.
               Устали расстреливать, расстреливают реже.
                     Меня  беспокоит,  что  все мои  письма  в  Москву  остаются  без ответа.  Надо  добраться
               туда и выяснить, что с домашними. Ты мне сама это твердишь. Но тогда как понять твои
               слова о Варыкине? Неужели ты одна без меня пустишься в эту страшную глушь?
                     — Нет, без тебя, конечно, это немыслимо.
                     — А сама отправляешь меня в Москву?
                     — Да, это необходимо.
                     — Послушай. Знаешь что? У меня замечательный план. Поедем в Москву. Отправляйся
               с Катенькой вместе со мною.
                     — В Москву? Да ты с ума сошел. С какой радости? Нет, я должна остаться. Я должна
               быть наготове где-нибудь поблизости.
                     Здесь решатся Пашенькины судьбы. Я должна дождаться их развязки, чтобы в случае
               надобности оказаться под рукою.
                     — Тогда давай подумаем о Катеньке.
                     — Ко мне захаживает по временам Симушка, Сима Тунцева. На днях мы с тобой о ней
               говорили.
                     — Ну как же. Я часто вижу её у тебя.
                     — Я  тебе  удивляюсь.  Где  у  мужчин  глаза?  На  твоем  месте  я  непременно  бы  в  нее
               влюбилась.  Такая  прелесть!  Какая  внешность!  Рост.  Стройность.  Ум.  Начитанность.
               Доброта.
                     Ясность суждения.
                     — В день возвращения сюда из плена меня брила её сестра, швея, Глафира.
                     — Я  знаю.  Сестры  живут  вместе  со  старшею,  Авдотьей,  библиотекаршей.  Честная
               работящая семья. Я хочу  упросить их в случае крайности, если нас с тобой заберут, взять
               Катеньку на свое попечение. Я еще не решила.
                     — Но действительно только в случае безвыходности. А до такого несчастья, Бог даст,
               авось еще далеко.
                     — Говорят,  Сима  немного  того,  не  в  себе.  Действительно,  её  нельзя  признать
               женщиной  вполне  нормальной.  Но  это  вследствие  её  глубины  и  оригинальности.  Она
               феноменально  образована,  но  не  по  интеллигентски,  а  по  народному.  Твои  и  её  взгляды
               поразительно сходны. Я с легким сердцем доверила бы Катю её воспитанию.

                                                              17

                     Опять  он  ходил  на  вокзал  и  вернулся  ни  с  чем,  не  солоно  хлебавши.  Все  осталось
               нерешенным. Его и Лару ожидала неизвестность. День был холодный и темный, как перед
               первым снегом. Небо над перекрестками, где оно простиралось шире, чем над вытянутыми в
               длину улицами, имело зимний вид.
                     Когда Юрий Андреевич пришел  домой, он застал  в гостях у Лары Симушку. Между
               обеими  происходила  беседа,  носившая  характер  лекции,  которую  гостья  читала  хозяйке.
   232   233   234   235   236   237   238   239   240   241   242