Page 268 - Доктор Живаго
P. 268

18

                     Наконец-то  он  выспится  по-настоящему.  В  первый  раз  за  долгое  время  Юрий
               Андреевич не заметил, как заснул, едва только растянулся на постели. Стрельников остался
               ночевать  у  него.  Юрий  Андреевич  уложил  его  спать  в  соседней  комнате.  В  те  короткие
               мгновения,  когда  Юрий  Андреевич  просыпался,  чтобы  перевернуться  на  другой  бок,  или
               подтянуть  сползшее  на пол одеяло, он  чувствовал  подкрепляющую  силу  своего  здорового
               сна и с наслаждением засыпал снова. Во второй половине ночи ему стали являться короткие,
               быстро  сменяющиеся  сновидения  из  времен  детства,  толковые  и  богатые  подробностями,
               которые легко было принять за правду.
                     Так например, висевшая во сне на стене мамина акварель итальянского взморья вдруг
               оборвалась,  упала  на  пол  и  звоном  разбившегося  стекла  разбудила  Юрия  Андреевича.  Он
               открыл глаза. Нет, это что-то другое. Это, наверное, Антипов, муж Лары, Павел Павлович,
               по фамилии Стрельников, опять, как говорит Вакх, в Шутьме волков пужая. Да нет, что за
               вздор.
                     Конечно, картина сорвалась со стены. Вот она в осколках на полу, — удостоверил он в
               вернувшемся и продолжающемся сновидении.
                     Он  проснулся  с  головною  болью  оттого,  что  спал  слишком  долго.  Он  не  сразу
               сообразил, кто он и где, на каком он свете. Вдруг он вспомнил: «Да ведь у меня Стрельников
               ночует. Уже поздно. Надо одеваться. Он, наверное, уже встал, а, если нет, подыму его, кофе
               заварю, будем кофе пить».
                     — Павел Павлович!
                     Никакого ответа. «Спит еще, значит. Крепко спит, однако».
                     Юрий Андреевич, не торопясь, оделся и зашел в соседнюю комнату. На столе лежала
               военная  папаха  Стрельникова,  а  самого  его  в  доме  не  было.  «Видно,  гуляет», —  подумал
               доктор. «И без шапки. Закаляется. А надо бы сегодня крест на Варыкине поставить и в город.
               Да поздно. Опять проспал. И так каждое утро».
                     Юрий  Андреевич  развел  огонь  в  плите,  взял  ведро  и  пошел  к  колодцу  за  водою.  В
               нескольких шагах от крыльца, вкось поперек дорожки, упав и уткнувшись головой в сугруб,
               лежал застрелившийся Павел Павлович. Снег под его левым виском сбился красным комком,
               вымокши в луже натекшей крови. Мелкие, в сторону брызнувшие капли крови скатались со
               снегом в красные шарики, похожие на ягоды мерзлой рябины.


                                                  ЧАСТЬ пятнадцатая.
                                                       ОКОНЧАНИЕ

                                                               1

                     Остается  досказать  немногосложную  повесть  Юрия  Андреевича,  восемь  или  девять
               последних  лет  его  жизни  перед  смертью,  в  течение  которых  он  все  больше  сдавал  и
               опускался,  теряя  докторские  познания  и  навыки  и  утрачивая  писательские,  на  короткое
               время  выходил  из  состояния  угнетения  и  упадка,  воодушевлялся,  возвращался  к
               деятельности, и потом, после недолгой вспышки, снова впадал в затяжное безучастие к себе
               самому и ко всему на свете. В эти годы сильно развилась его давняя болезнь сердца, которую
               он  сам  у  себя  установил  уже  и  раньше,  но  о  степени  серьезности  которой  не  имел
               представления.
                     Он  пришел  в  Москву  в  начале  нэпа,  самого  двусмысленного  и  фальшивого  из
               советских  периодов.  Он  исхудал,  оброс  и  одичал  еще  более,  чем  во  время  своего
               возвращения в  Юрятин  из  партизанского плена.  По  дороге он опять  постепенно  снимал  с
               себя все стоящее и выменивал на хлеб с придачею каких-нибудь рваных обносков, чтобы не
   263   264   265   266   267   268   269   270   271   272   273