Page 281 - Доктор Живаго
P. 281

тень мостовую переулка.
                     Комната была более чем рабочею для Юрия Андреевича, более чем его кабинетом. В
               этот период пожирающей деятельности, когда его планы и замыслы не умещались в записях,
               наваленных  на  столе,  и  образы  задуманного  и  привидевшегося  оставались  в  воздухе  по
               углам,  как  загромождают  мастерскую  художника  начатые  во  множестве  и  лицом  к  стене
               повернутые  работы,  жилая  комната  доктора  была  пиршественным  залом  духа,  чуланом
               безумств, кладовой откровений.
                     По счастью переговоры с больничным начальством затягивались, срок поступления на
               службу  отодвигался  в  неопределенное  будущее.  Можно  было  писать,  воспользовавшись
               подвернувшеюся отсрочкой.
                     Юрий  Андреевич  стал  приводить  в  порядок  то  из  сочиненного,  обрывки  чего  он
               помнил  и  что  откуда-то  добывал  и  тащил  ему  Евграф,  частью  в  собственных  рукописях
               Юрия Андреевича, частью в чьих-то чужих перепечатках. Хаотичность материала заставляла
               Юрия Андреевича разбрасываться еще больше, чем к этому предрасполагала его собственная
               природа.  Он  скоро  забросил  эту  работу  и  от  восстановления  неоконченного  перешел  к
               сочинению нового, увлеченный свежими набросками.
                     Он составлял начерно очерки статей, вроде беглых записей времен первой побывки в
               Варыкине, и записывал отдельные куски напрашивавшихся стихотворений, начала, концы и
               середки,  вперемежку  без  разбора.  Иногда  он  еле  справлялся  с  набегавшими  мыслями,
               начальные буквы слов и сокращения его стремительной скорописи за ними не поспевали.
                     Он  торопился.  Когда  воображение  уставало  и  работа  задерживалась,  он  подгонял  и
               подхлестывал  их  рисунками  на  полях.  На  них  изображались  лесные  просеки  и  городские
               перекрестки  со  стоящим  посередине  рекламным  столбом  «Моро  и  Ветчинкин.  Сеялки.
               Молотилки».
                     Статьи и стихотворения были на одну тему. Их предметом был город.

                                                              11

                     Впоследствии среди его бумаг нашлась запись:
                     «В  двадцать  втором  году,  когда  я  вернулся  в  Москву,  я  нашел  её  опустевшею,
               полуразрушенной. Такою она вышла из испытаний первых лет революции, такою осталась и
               по сей день. Население в ней поредело, новых домов не строят, старых не подновляют.
                     Но  и  в  таком  виде  она  остается  большим  современным  городом,  единственным
               вдохновителем воистину современного нового искусства.
                     Беспорядочное перечисление вещей и понятий с виду несовместимых и поставленных
               рядом  как  бы  произвольно,  у  символистов,  Блока,  Верхарна  и  Уитмана,  совсем  не
               стилистическая прихоть. Это новый строй впечатлений, подмеченный в жизни и списанный с
               натуры.
                     Так же, как прогоняют они ряды образов по своим строчкам, плывет сама и гонит мимо
               нас  свои  толпы,  кареты  и  экипажи  деловая городская  улица  конца  девятнадцатого  века,  а
               потом,  в  начале  последующего  столетия,  вагоны  своих  городских,  электрических  и
               подземных железных дорог.
                     Пастушеской      простоте    неоткуда    взяться    в   этих    условиях.    Ее    ложная
               безыскусственность  —  литературная  подделка,  неестественное  манерничание,  явление
               книжного  порядка,  занесенное  не  из  деревни,  а  с  библиотечных  полок  академических
               книгохранилищ. Живой, живо сложившийся и естественно отвечающий духу нынешнего дня
               язык — язык урбанизма.
                     Я  живу  на  людном  городском  перекрестке.  Летняя,  ослепляемая  солнцем  Москва,
               накаляясь асфальтами дворов, разбрасывая зайчики оконницами верхних помещений и дыша
               цветением туч и бульваров, вертится вокруг меня и кружит мне голову и хочет, чтобы я во
               славу  ей  кружил  голову  другим.  Для  этой  цели  она  воспитала  меня  и  отдала  мне  в  руки
               искусство.
   276   277   278   279   280   281   282   283   284   285   286