Page 282 - Доктор Живаго

Постоянно, день и ночь шумящая за стеною улица так же тесно связана с современною
душою, как начавшаяся увертюра с полным темноты и тайны, еще спущенным, но уже
заалевшимся огнями рампы театральным занавесом. Беспрестанно и без умолку
шевелящийся и рокочущий за дверьми и окнами город есть необозримо огромное вступление
к жизни каждого из нас. Как раз в таких чертах хотел бы я написать о городе».
В сохранившейся стихотворной тетради Живаго не встретилось таких стихотворений.
Может быть стихотворение «Гамлет» относилось к этому разряду?

12

Однажды утром в конце августа Юрий Андреевич с остановки на углу Газетного сел в
вагон трамвая, шедший вверх по Никитской, от университета к Кудринской. Он в первый раз
направился на службу в Боткинскую больницу, называвшуюся тогда Солдатенковской. Это
было чуть ли не первое с его стороны должностное её посещение.
Юрию Андреевичу не повезло. Он попал в неисправный вагон, на который все время
сыпались несчастия. То застрявшая колесами в желобах рельсов телега задерживала его,
преграждая ему дорогу. То под полом вагона или на крыше портилась изоляция,
происходило короткое замыкание и с треском что-то перегорало.
Вагоновожатый часто с гаечными ключами в руках выходил с передней площадки
остановившегося вагона и, обойдя его кругом, углублялся, опустившись на корточки, в
починку машинных его частей между колесами и задней площадкой.
Злополучный вагон преграждал движение по всей линии. Улицу запружали уже
остановленные им трамваи и новые, прибывающие и постепенно накапливающиеся. Их
хвост достигал уже Манежа и растягивался дальше. Пассажиры из задних вагонов
переходили в передний, по неисправности которого всё это происходило, думая этим
переходом что-то выгадать. В это жаркое утро в набитом битком трамвае было тесно и
душно. Над толпой перебегающих по мостовой пассажиров от Никитских ворот ползла, всё
выше к небу подымавшаяся, черно-лиловая туча. Надвигалась гроза.
Юрий Андреевич сидел на левой одиночной лавочке вагона, совершенно притиснутый
к окну. Левый тротуар Никитской, на котором находится Консерватория, был всё время на
виду у него.
Волей-неволей, с притупленным вниманием думающего о другом человека, он глазел
на идущих и едущих по этой стороне и никого не пропускал.
Старая седая дама в шляпе из светлой соломки с полотняными ромашками и
васильками, и сиреневом, туго стягивавшем ее, старомодном платье, отдуваясь и
обмахиваясь плоским свертком, который она несла в руке, плелась по этой стороне. Она
затянута была в корсет, изнемогала от жары и, обливаясь потом, утирала кружевным
платочком мокрые брови и губы.
Ее путь лежал параллельно маршруту трамвая. Юрий Андреевич уже несколько раз
терял её из виду, когда починенный трамвай трогался с места и обгонял ее. И она несколько
раз возвращалась в поле его зрения, когда новая поломка останавливала трамвай и дама
нагоняла его.
Юрию Андреевичу вспомнились школьные задачи на исчисление срока и порядка
пущенных в разные часы и идущих с разною скоростью поездов, и он хотел припомнить
общий способ их решения, но у него ничего не вышло, и не доведя их до конца, он
перескочил с этих воспоминаний на другие, еще более сложные размышления.
Он подумал о нескольких, развивающихся рядом существованиях, движущихся с
разною скоростью одно возле другого, и о том, когда чья-нибудь судьба обгоняет в жизни
судьбу другого, и кто кого переживает. Нечто вроде принципа относительности на
житейском ристалище представилось ему, но окончательно запутавшись, он бросил и эти
сближения.
Сверкнула молния, раскатился гром. Несчастный трамвай в который уже раз застрял на