Page 283 - Доктор Живаго

спуске от Кудринской к Зоологическому. Дама в лиловом появилась немного спустя в раме
окна, миновала трамвай, стала удаляться. Первые крупные капли дождя упали на тротуар и
мостовую, на даму. Порыв пыльного ветра проволокся по деревьям, задевая листьями за
листья, стал срывать с дамы шляпу и подворачивать ей юбки, и вдруг улегся.
Доктор почувствовал приступ обессиливающей дурноты.
Преодолевая слабость, он поднялся со скамьи и рывками вверх и вниз за ремни
оконницы стал пробовать открыть окно вагона. Оно не поддавалось его усилиям.
Доктору кричали, что рама привинчена к косякам наглухо, но, борясь с припадком и
охваченный какою-то тревогою, он не относил этих криков к себе и не вникал в них. Он
продолжал попытки и снова тремя движениями вверх, вниз и на себя рванул раму и вдруг
ощутил небывалую, непоправимую боль внутри, и понял, что сорвал что-то в себе, что он
наделал что-то роковое и что всё пропало. В это время вагон пришел в движение, но проехав
совсем немного по Пресне, остановился.
Нечеловеческим усилием воли, шатаясь и едва пробиваясь сквозь сгрудившийся затор
стоящих в проходе между скамейками, Юрий Андреевич достиг задней площадки. Его не
пропускали, на него огрызались. Ему показалось, что приток воздуха освежил его, что,
может быть, еще не всё потеряно, что ему стало лучше.
Он стал протискиваться через толпу на задней площадке, вызывая новую ругань, пинки
и озлобление. Не обращая внимания на окрики, он прорвался сквозь толчею, ступил со
ступеньки стоящего трамвая на мостовую, сделал шаг, другой, третий, рухнул на камни и
больше не вставал.
Поднялся шум, говор, споры, советы. Несколько человек сошло вниз с площадки и
обступило упавшего. Скоро установили, что он больше не дышит и сердце у него не
работает. К кучке вокруг тела подходили с тротуаров, одни успокаиваемые, другие
разочаровываемые тем, что это не задавленный и что его смерть не имеет никакого
отношения к вагону. Толпа росла. Подошла к группе и дама в лиловом, постояла, посмотрела
на мертвого, послушала разговоры и пошла дальше. Она была иностранка, но поняла, что
одни советуют внести тело в трамвай и везти дальше в больницу, а другие говорят, что надо
кликнуть милицию. Она пошла дальше, не дожидаясь, к какому придут решению.
Дама в лиловом была швейцарская подданная мадемуазель Флери из Мелюзеева,
старая-престарая. Она в течение двенадцати лет хлопотала письменно о праве выезда к себе
на родину. Совсем недавно ходатайство её увенчалось успехом. Она приехала в Москву за
выездною визою. В этот день она шла за её получением к себе в посольство, обмахиваясь
завернутыми и перевязанными ленточкой документами. И она пошла вперед, в десятый раз
обогнав трамвай и, ничуть того не ведая, обогнала Живаго и пережила его.

13

Из коридора в дверь был виден угол комнаты с поставленным в него наискось столом.
Со стола в дверь грубо выдолбленным челном смотрел нижний суживающийся конец гроба,
в который упирались ноги покойника. Это был тот же стол, на котором прежде писал Юрий
Андреевич. Другого в комнате не было.
Рукописи убрали в ящик, а стол поставили под гроб. Подушки изголовья были взбиты
высоко, тело в гробу лежало как на поднятом кверху возвышении, горою.
Его окружали цветы во множестве, целые кусты редкой в то время белой сирени,
цикламены, цинерарии в горшках и корзинах.
Цветы загораживали свет из окон. Свет скупо просачивался сквозь наставленные цветы
на восковое лицо и руки покойника, на дерево и обивку гроба. На столе лежал красивый узор
теней, как бы только что переставших качаться.
Обычай сжигать умерших в крематории к тому времени широко распространился. В
надежде на получение пенсии для детей, в заботе об их школьном будущем и из нежелания
вредить положению Марины на службе отказались от церковного отпевания и решили