Page 239 - Донские рассказы
P. 239

XI
                Дорога обугленная. Конвойные верхами, и их двое. Подошвы в ранах гнойных. В одном
                белье, покоробленном от крови. По хуторам, по улицам, унизанным людьми, под
                перекрестными побоями. На другие сутки вечером – хутор родной. Дон и синеющая
                грядуха меловых гор, словно скученная отара овец. Нагнулся Пахомыч и клок зеленой
                пшеницы выдернул, губами задвигал трудно:
                – Угадываешь, Игнат?.. Наша земля… с Гришей пахали…

                Сзади свист плети витой.
                – Без разгово-ров!..

                Молча, головы угнув, по хутору. Ноги свинцовеют. Мимо частокола, мимо хаты
                саманной. Глянул Пахомыч на двор, ощетинившийся бурьяном махровитым, и грудь
                                        ́
                потер там, где колом, больным и неловким, растопырилось сердце.
                – Батя! Вон мать на гумне…

                – Не видит!..
                Сзади:

                – Молчи, сволочуга!..
                Площадь, поросшая пышатками кучерявыми. Правление. Сходка у крыльца.

                – Здорово, Пахомыч!.. Никак, землю отвоевывать ходил?
                – Он отвоевал уж на кладбище сажень.

                – Наука будет старому кобелю!
                Палец с ногтем выпуклым, как броня черепахи, Пахомыч поднял, выдавил, судорожно
                переводя дух:
                – Н-но, растаку вашу… Хучь погибнем мы, хучь и добро прахом пойдет, а вам… памятку
                вложат. Не ваша правда!
                Боком подошел к Пахомычу сосед Анисим Макеев, развернулся и молчком, зубы ощерив
                из рыжей бороды, ударил Пахомыча в голову.

                – Бей их!!! – крик сзади.

                С звериным сопением сомкнулась немая человеческая волна, папахами красноверхими
                перекипала, сгрудилась в бешеной возне. Под дробный топот вязко и сочно стряли
                удары… Но с крыльца правления коршуном сорвался Микишара, клином разбороздил
                колыхавшуюся толпу. Вырвался в рубахе изорванной, белый, с перекошенным ртом,
                орал:

                – Братцы!.. Фронтовики!.. Не допущай к убийству!.. – Шашку выдернул из ножен, над
                головой веером развернул сверкающую сталь. – На фронт их нету, так-перетак… А тут
                убивать могут?!

                – Бей Микишару!.. Большункам продался!..
                Стеной плотной стали Микишара и восемь фронтовиков, в отпуск пришедших, от толпы
                отгородили Пахомыча и Игната.
                Постояли старики, погомонили и кучками пошли с площади. Смеркалось…

                – Хотелось бы ваше г-ешающее слово услышать, подъесаул. Г-азумеется, мы обязаны их
                г-асстг-елять, но как-никак, а это ваши отец и бг-ат… Может быть, вы возьмете на себя
                тг-уд ходатайствовать за них пег-ед войсковым наказным атаманом?..
   234   235   236   237   238   239   240   241   242   243   244