Page 247 - Донские рассказы

Председатель Реввоенсовета республики
Республика наша не особо громадная – всего-навсего дворов с сотню, и помещается она
от станицы верст за сорок по Топкой балке.
́
В республику она превзошла таким способом: на провесне ворочаюсь я к родным
куреням из армии товарища Буденного, и выбирают меня гражданы в председатели
хутора за то, что имею два ордена Красных Знамени за свою доблестную храбрость под
Врангелем, которые товарищ Буденный лично мне навешал и руку очень почтенно жал.

Заступил я на эту должность, и жили бы мы хутором на мирном положении, подобно
всему народу, но вскорости в наших краях объявилась банда и присучилась наш хутор
дотла разорять. Наедут, то коней заберут, дохлых шкапов в обмен покидают, то
последний кормишко потравят.

Народишко вокруг нашего хутора паскудный, банде оказывают предпочтение и
встречают ее хлебом-солью. Увидавши такое обращение соседних хуторов с бандой,
созвал я на своем хуторе сход и говорю гражданам:

– Вы меня поставили в председатели?..
– Мы.

– Ну, так я от имени всех пролетарьятов в хуторе прошу вас соблюдать свою автономию и
в соседние хутора прекратить движение, затем что они – контры и нам с ними очень
даже совестно одну стежку топтать… А хутор наш теперича будет прозываться не
хутором, а республикой, и я, будучи вами выбранный, назначаю себя председателем
Реввоенсовета республики и объявляю осадное кругом положение.

Какие несознательные – помалкивают, а молодые казаки, побывавшие в Красноармии,
сказали:

– В добрый час!.. Без голосования!..
Тут начал я им речь говорить:

– Давайте, товарищи, подсобим Советской нашей власти и вступим с бандой в сражение
до последней капли крови, потому что она есть гидра и в корне, подлюка, подгрызает
всеобчую социализму!..

Старики, находясь позаду людей, сначала супротивничали, но я матерно их агитировал,
и все со мной согласились, что Советская власть есть мать наша кормилица и за ейный
подол должны мы все категорически держаться.
Написали сходом бумагу в станишный исполком, чтоб выдали нам винтовки и патроны, и
нарядили ехать в станицу меня и секлетаря Никона.
Раненько на зорьке запрягаю свою кобыленку, и едем. Верст десять покрыли, в лог
съезжаем, и вижу я: ветер пыльцу схватывает по дороге, а за пыльцой пятеро верховых
навстречу бегут.
Затосковало тут у меня в середке. Догадываюсь, что скачут злые враги из этой самой
банды.
Никакой нициативы с секлетарем мы не придумали, да и придумать было невозможно:
потому – степь кругом легла, до страмоты растелешенная, ни тебе кустика, ни тебе ярка
либо балочки – и остановили мы кобылу посередь путя…

Оружия при нас не было, и были мы безобидные, как спеленатое дитя, а скакать от
конных было бы очень даже глупо.
Секлетарь мой – напужанный этими злыми врагами, и стало ему очень плохо. Вижу,
прицеляется сигать с повозки и бечь! А куда бечь, и сам не знает. Говорю я ему:
– Ты, Никон, прищеми хвост и не рыпайся! Я председатель Ревсовета, а ты при мне
секлетарь, то должны мы с тобой и смерть в куче принимать!..