Page 249 - Донские рассказы

– По мне пущай кукушка в леваде поплачет, а что касаемо нашего хутора, то он не один,
окромя его, по России их больше тыщи имеются!

Достал я кисет, высек огня кресалом, закурил, а Фомин коня поводьями трогает, на меня
наезжает и говорит:

– Дай, браток, закурить! У тебя табачишко есть, а мы вторую неделю бедствуем, конский
помет курим, а за это не будем мы тебя казнить, зарубим, как в честном бою, и семье
твоей перекажем, чтоб забрали тебя похоронить… Да поживей, а то нам время не
терпит!..
Я кисет-то в руке держу, и обидно мне стало до горечи, что табак, рощенный на моем
огороде, и донник пахучий, на земле советской коханный, будут курить такие злостные
паразиты. Глянул на них, а они все опасаются до крайности, что развею я по ветру
табак. Протянул Фомин с седла руку за кисетом, а она у него в дрожание превзошла.

Но я так и сработал, вытряхнул на воздух табак и сказал:
– Убивайте, как промеж себя располагаете. Мне от казацкой шашки смерть принять,
вам, голуби, беспременно на колодезных журавлях резвиться, одна мода!..
Начали они меня очень хладнокровно рубать, и упал я на сыру землю. Фомин из
«нагана» вдарил два раза, грудь мне и ногу прострелил, но тут услыхал я со шляха:
Пуль!.. Пуць!..

Пули заюжали круг нас, по бурьянку шуршат. Смелись мои убивцы и – ходу. Вижу, по
шляху милиция станишная пылит. Вскочил я сгоряча, пробег сажен пятнадцать, а кровь
глаза застит и кругом-кругом из-под ног катится земля.
Помню, закричал:
– Братцы, товарищи, не дайте пропасть!

И потух в глазах белый свет…

Два месяца пролежал колодой, язык отнялся, память отшибло. Пришел в самочувствие –
лап, а левая нога в отсутствии: отрезана по причине антонова огня.
Возвернулся домой из окружной больницы, чикиляю как-то на костыле возле завалинки,
а во двор едет станишный военком, и, не здороваясь, допрашивается:
– Ты почему прозывался председателем Реввоенсовета и республику объявил на хуторе?
Ты знаешь, что у нас одна республика? По какой причине автономию заводил?!
Только я ему на это очень даже ответил:

– Прошу вас, товарищ, тут не сурьезничать, а засчет республики могу объяснять: была
она по случаю банды, а теперича, при мирном обхождении, называется хутором
Топчанским. Но поимейте себе в виду: ежели на Советскую власть обратно получится
нападение белых гидров и прочих сволочей, то мы из каждого хутора сумеемся сделать
крепость и республику, стариков и парнишек на коней посажаем, и я хотя и потерявши
одну ногу, а первый категорически пойду проливать кровь.
Нечем ему было супротив меня крыть, и, руку мне пожавши очень крепко, уехал он тем
следом обратно.

1925