Page 288 - Донские рассказы

затвор, но Ефим, опомнившись, дунул на огонь – и едва успел нагнуть голову, как за
окном ахнул выстрел, брызнуло стекло и пуля сочно чмокнулась в стену, осыпая Ефима
кусками штукатурки.
Ветер хлынул в разбитое окно, запорошив лавку снежной пылью. В люльке пронзительно
закричал ребенок, хлопнула ставня…
Ефим бесшумно сполз на пол и на четвереньках добрался до окна.
– Ефимушка! Родненький!.. Ой, господи!.. Ефимушка!.. – плакала на кровати жена, но
Ефим, стиснув зубы, не отзывался; дрожь трясла его тело. Приподнявшись, заглянул он в
разбитое окно; увидел, как по улице рысью убегал кто-то, закутанный снежной пылью.
Опираясь на лавку, встал Ефим во весь рост и снова стремительно упал на пол: из-за
полуоткрытой ставни скользнул ствол винтовки, грохнул выстрел… Едкий запах
пороховой гари наполнил хату.

Наутро Ефим, осунувшийся и желтый, вышел на крыльцо. Светило солнце, трубы
курились дымом, ревел у речки скот, пригнанный на водопой. На улице лежали свежие
следы полозьев, новый снег слепил глаза незапятнанной белизной. Все было такое
обычное, будничное, родное, и прошедшая ночь показалась Ефиму угарным сном. Возле
завалинки, против разбитого окна, нашел он в снегу две порожние гильзы и
винтовочный патрон с черной ямкой на пистоне. Долго вертел в руках заржавленный
патрон, подумал: «Если б не осечка, если б обойма эта не была отсыревшей, – каюк бы
тебе, Ефим!»
В исполкоме уже сидел председатель. На скрип двери мельком взглянул на Ефима и
снова склонился над газетой.

– Рвачев! – окликнул Ефим.
– Ну? – отозвался тот, не поднимая головы.

– Рвачев! Гляди сюда!..

Председатель нехотя поднял голову, и прямо на Ефима глянули из-под крутого излома
бровей широко расставленные серые глаза.
– Ты, подлец, стрелял в меня ночью? – хрипло спросил Ефим.

Председатель, багровея, принужденно засмеялся:
– Ты что? С ума спятил?

У Ефима перед глазами встала минувшая ночь: тяжкий, немигающий взгляд за стеклом,
черная пасть винтовки, крик жены… Устало махнув рукой, Ефим сел на лавку и
улыбнулся:
– Не вышло. Патроны сырые… Где они у тебя спасались? Небось в земле?

Председатель вполне овладел собой, ответил холодно:
– Не знаю, о чем ты говоришь: должно, лишнее выпил.

К полудню слух о том, что в Ефима ночью стреляли, облетел весь хутор. Возле хаты его
толпились любопытные. Иван Донсков вызвал Ефима из исполкома, спросил:

– Ты сообщил в милицию?
– С этим успеется.

– Ну, брат, не робей, в обиду тебя мы не дадим. С Игнатом теперича осталось человек
пять, а мы их раскусили! За кулачьем никто уж не пойдет, все откачнулись, будя!..
Вечером, когда у Федьки-сапожника собралась молодежь и под стук его чеботарского
молотка закипел, как всегда, горячий разговор, к Ефиму подсел сверстник Васька
Обнизов, зашептал любовно, сжимая Ефимово плечо: