Page 1 - Собрание рассказов

Уильям Фолкнер
Собрание рассказов

Из сборника «Страна»

ДРАНКА ДЛЯ ГОСПОДА

Папа поднялся за час до рассвета, поймал мула и поехал к Килигрю одалживать тесло и
колотушку. Мог обернуться минут за сорок. Но солнце встало, я успел подоить, накормить
корову, сам уже сел завтракать, и только тогда он вернулся — и мул под ним был не то что в
мыле, а чуть не падал.
— Лис травит, — сказал он. — Лис травит. На восьмом десятке, одной ногой в могиле
по колено, другой по щиколотку, и всю ночь торчит на горе, говорит, что слушает гон, а сам
его не услышит, покуда они не влезут к нему на пень и не гавкнут прямо в слуховую трубку.
Тащи завтрак, — сказал маме. — Уитфилд уже циркулем стоит над этим бревном, с часами в
руке.
И он стоял. Когда мы проехали мимо церкви, там был не только школьный автобус
Солона Куика, но и старая кобыла преподобного Уитфилда. Мы привязали мула к дереву,
повесили котелок с обедом на сук, папа взял тесло и колотушку Килигрю и клинья, я —
топор, и пошли к бревну, где Солон и Гомер Букрайт со своими теслами, колотушками,
топорами и клиньями сидели на двух чурбаках, поставленных на попа, — а Уитфилд стоял в
точности, как говорил папа, — в крахмальной рубашке, в черных брюках, в шляпе и гластуке
— и держал в руке часы. Они были золотые и на утреннем солнце казались не меньше
тыквы.
— Опоздали, — он сказал.
И папа снова стал объяснять, что старик Килигрю всю ночь травил лис, а в доме не у
кого было попросить колотушку, кроме миссис Килигрю и кухарки. Кухарке, понятно, зачем
раздавать хозяйский инструмент, а старуха Килигрю еще хуже оглохла, чем старик. Прибеги,
скажи: «У вас дом горит», а она так и будет качаться в качалке и крикнет: «По-моему, да», —
если только не заорет кухарке, чтоб спустила собак, едва ты рот раскроешь.
— Вчера могли сходить за колотушкой, — сказал Уитфилд. — Вы еще месяц назад
обещали этот единственный день из целого лета на то, чтобы перекрыть храм Господен.
— На два часа всего опоздали, — сказал папа. — Думаю, Господь нам простит. Он ведь
временем не интересуется. Он спасением интересуется.
Уитфилд не дал ему договорить. Он будто вырос даже и как загрохочет — ну прямо
туча грозовая:
— Он ни тем ни другим не интересуется! Зачем Ему интересоваться, когда и то и
Другое — в Его руках? И зачем Ему беспокоиться о каких-то несчастных бестолковых
душах, которые даже инструмент не могут во-время одолжить, чтобы сменить дранку на Его
храме, — тоже не понимаю. Может быть, потому, что Он их создал. Может, Он просто
сказал себе:: «Я создал их, сам не знаю зачем. Но коли создал — засучу-ка, ей богу, рукава и
втащу их в рай, хотят они или нет!»
Но это уже получалось ни к селу, ни к городу, думаю, он сам понял — понял, что
покуда он здесь, вообще ничего не будет. Поэтому он спрятал часы в карман, поманил
Солона с Гомером, мы все сняли шляпы, кроме него, а он поднял лицо к солнцу, зажмурил
глаза и брови его стали похожи на большую серую гусеницу на краю скалы.
— Господи, — сказал он, — сделай, чтоб дранка была прямой и хорошей и ложилась
ровно, и пусть колется полегче, потому что она для Тебя, — и, открыв глаза, опять
посмотрел на нас, особенно на папу, а потом пошел, отвязал кобылу, влез на нее, медленно,
тяжело, по-стариковски, и уехал.
Папа опустил на землю тесло с колотушкой, разложил на земле рядком три клина и