Page 29 - Собрание рассказов
P. 29

работу; тогда у нее в этом и сомнений не было, она все время придумывала и отбрасывала
               разные  хитрые  уловки;  до  того  была  поглощена  этим,  что  только  на  исходе  утра
               спохватилась,  сообразила,  что  он  и  не  думает  ехать  в  город,  но  она,  правда,  понятия  не
               имела, как он умудрился к семи утра дать знать на электростанцию, что берет выходной.
                     Стало быть, лежала она в постели, тихо, как мышь, только глаза у нее были малость
               расширены, а он состряпал обед и снова ее накормил все такой же заботливый, неловкий и
               непроницаемый. А перед самым закатом он запер ее в спальне, причем она все молчала, не
               спросила, что это он задумал, только смотрела покорными, спокойными глазами на дверь, но
               вот дверь затворилась и ключ щелкнул в замке. Тогда Том-Том напялил ее ночную рубашку,
               положил подле себя длиннющий нож, какими мясники скот режут, и лег в постель на задней
               веранде.  Так он  пролежал  битый  час,  даже  не  пошевельнулся,  а  потом Тэрл  прокрался  на
               веранду и погладил его с нежностью.
                     Когда  Тэрл,  повинуясь  безотчетному  порыву,  повернулся  и  хотел  убежать,  Том-Том
               привстал, зажал в кулаке нож и прыгнул на Тэрла. Он вскочил на плечи, оседлал его; и под
               напором его тяжести Тэрл вылетел с веранды и уже бежал, прежде чем ноги его коснулись
               земли, и в глазах у него помутилось со страху, и в них запечатлелось только, как коротко,
               грозно сверкнуло при лунном свете лезвие занесенного ножа, а сам он уже пересек задний
               двор  и,  неся  на  себе  Том-Тома,  вломился  прямо  в  лес  —  вдвоем  они  были  похожи  на
               странную,  обезумевшую  тварь  с  двумя  головами  и  одной  парой  ног,  словно  кентавр
               навыворот, и как призрак помчались дальше, причем длинная рубаха, что была на Том-Томе,
               летела,  развеваясь,  позади  них,  а  занесенный  нож  серебристо  поблескивал,  помчались  в
               глубь залитого лунным светом апрельского леса.
                     — Том-Том здоровенный, как бык, — рассказывал потом Тэрл. — Раза в три здоровей
               меня. Но я его вез. Как оглянусь да увижу — нож блестит, чувствую, что могу подхватить
               еще двух таких, как он, и резвости ничуть не убавится. — Он рассказывал, что сперва просто
               бежал;  и  только  когда  очутился  меж  деревьев,  подумал,  что  стряхнуть  Том-Тома  можно,
               лишь стукнув его об ствол дерева. — Но тот держался крепко, хоть и одной рукой, и я, как
               попробую стукнуть его о дерево, сам вместе с ним стукаюсь. И мы скакали дальше, а нож все
               сверкал под луной, и я все чувствовал, что могу подхватить еще двоих таких, как Том-Том.
                     А  Том-Том  уже  начал  вопить,  на  землю  проситься.  Теперь  уж  он  обеими  руками  за
               меня держался, и я понял, что, как-никак, а от ножа я удрал. Но больно уж сильный я взял
               разбег; ноги меня не слушались, а Том-Тома и подавно, хоть он и орал во всю глотку, чтоб я
               остановился,  дал  ему  слезть.  Тогда  он  ухватил  меня  обеими  руками  за  голову  и  ну  ее
               поворачивать, будто я невзнузданный сбесившийся мул, тут-то я и сам овраг увидел. Он был
               глубиной футов в сорок, а шириной казался в добрую милю, да только было уж поздно. Мои
               ноги  даже  не  замедлили  бег.  Они пробежали  в  пустоте  вот  как отсюдова  до  той  двери,  а
               потом  мы  начали  падать.  И  они  все  еще  загребали  лунный  свет,  когда  мы  с  Том-Томом
               грохнулись на дно.
                     Я  первым  делом  полюбопытствовал,  чем  же  Том-Том  заменил  брошенный  нож.
               Оказывается, ничем. Просто они с Том-Томом сидели в овраге и разговаривали. Потому что
               есть  священный  покой,  который  всякая  живая  тварь  обретает,  преодолев  отчаянье,
               решившись  на  все,  а  такие  чувства  уважают  даже  смертельные  враги.  А  может,  просто  у
               негров  такая  природа.  Как  бы  там  ни  было,  они  сидели  в  овраге,  вероятно,  малость
               запыхавшись, и разговаривали о том, что домашний очаг Том-Тома поруган, но не Тэрлом, а
               Флемом  Сноупсом;  что  жизнь  и  тело  Тэрла  подверглись  опасности,  но  сделал  это  не
               Том-Том, а Флем Сноупс.
                     Это стало им до того ясно, что они мирно уселись, переводя дух, и стали разговаривать
               спокойно, как добрые знакомые, которые случайно повстречались на улице; до того ясно, что
               они с легкостью договорились меж собой без лишних слов. Они просто сравнили признаки и,
               пожалуй, малость посмеялись над собой. А потом вылезли из оврага и вернулись в домик
               Том-Тома.  Том-Том  отпер  дверь,  выпустил  жену  из  заточения,  и  оба  посидели  у  очага,
               покуда она стряпала им ужин, который они съели так же спокойно, но не теряя времени: два
   24   25   26   27   28   29   30   31   32   33   34