Page 153 - Хождение по мукам. Хмурое утро
P. 153
– Прощай, товарищ…
Когда простились все и надо было браться, чтобы опустить комиссара в могилу, на
курган опять взбежал Латугин.
– Сегодня, – крикнул он, – сегодня смертельные враги убили нашего лучшего товарища…
Он нас учил – для чего мне дадена эта винтовка… Воевать правду! Вот для чего она у
меня в руке… И сам он был правдивый человек, коренной наш человек… Нас учил, – уж
если мамка тебя родила, запищал ты на свете на этом, – другого дела для тебя нет: воюй
правду… Я прошу командира полка и комиссара Бабушкина принять от меня заявление
в партию… Говорю это по совести, над этим телом, над знаменем…
Комиссара похоронили. Поздно ночью Даша вызвала Ивана Ильича из землянки и
сказала, хрустя пальцами:
– Поди ты к ней, пожалуйста, уведи ты ее.
Она повела Ивана Ильича к кургану. Ночь потемнела перед рассветом, месяц закатился,
степной ветерок посвистывал около уха.
– Мы с Анисьей исстрадались, она ничего не слушает…
На кургане у засыпанной могилы Ивана Горы сидела Агриппина, угрюмо опустив голову,
шапка и винтовка лежали около нее. Поодаль сидела Анисья.
– Она как каменная, главное – оторвать ее, увести, – прошептала Даша и подошла к
Агриппине. – Видишь, командир полка тоже просит тебя.
Агриппина не подняла головы. Что людские слова, что ветер над могилой равно для нее
летели мимо. Анисья, продолжавшая сидеть поодаль, склонилась лицом в колени. Иван
Ильич покашлял, сказал:
– Не годится так, Агриппина, скоро светать начнет, мы все уйдем на ту сторону, что же –
одна останешься… Нехорошо…
Не поднимая головы, Агриппина проворчала глухо:
– Тогда его не покинула, теперь – подавно… Куда я пойду?
Даша опять прошептала, показывая себе на лоб:
– Понимаешь – помутилось у нее…
– Гапа, давай рассудим. – Иван Ильич присел около нее. – Гапа, ты не хочешь от него
уходить… Так разве это только и осталось от Ивана Степановича? Он в памяти нашей
будет жить, воодушевлять нас… Пойми это, Гапа, ты – его жена… А в тебе еще – плоть
его живая зреет…
Агриппина подняла руки, сжала их перед лицом и опустила.
– Ты нам теперь вдвойне дорога… Дитя твое усыновит полк, подумай – какую ты несешь
обязанность. – Он погладил ее по волосам. – Подними винтовку, пойдем…
Агриппина горестно покивала головой тому месту, у которого она сидела всю ночь.
Встала, подняла винтовку и шапку и пошла с кургана.
Кровавые бои на Маныче продолжались до середины мая и затихли. Генерал Деникин,
раздосадованный бесплодными усилиями Кутепова прорвать фронт Десятой армии и
чрезвычайно большими потерями, вызвал его в Екатеринодар. У себя в кабинете, в
присутствии высокомерного, презрительного Романовского, – несправедливо, с
бросанием толстого карандаша на лежащие перед ним бумаги, – Антон Иванович
говорил в повышенном тоне:
